Ощущение внутреннего дискомфорта оттого, что явно чувствуешь, но не можешь выразить свои ощущения ни словом, ни звуком, ни цветом… Ничем! Внутри пустота.
Мучения, сходные с вялотекущим воспалительным процессом.
Даже любовь доставляет боль, поскольку нет сил ее отобразить. Чувства чувствами, а голова-то на что?
Не состоялся он как поэт. По причине полного отсутствия предпосылок, а следственно, и отсутствия следствий, то бишь стихотворений.
Несостоявшийся поэт — звучит печально, если не сказать смешно.
Корыстный поэт — не поэт, в лучшем случае рифмоплет. Честолюбивый поэт — самый краткоживущий. А вот несостоявшийся вообще никому не интересен как вид.
Если б можно было поменять судьбу…
Что бы ты выбрал — славу иль деньги? Нищету и признание потомков или прижизненное благополучие? Золотую середину? Эта середина — пропасть, в которую ты провалился в этой жизни.
Имей хотя бы смелость признать, что виноваты не происки таинственной неосязаемой госпожи судьбы, а сам ты недостоин чего-то лучшего.
Имею! — стукнул кулак по оконной раме. Имею я такую смелость, и именно потому мне так тяжело, — прочувствовал Клим. Если б я искренно считал себя обиженным и обойденным, да сваливал всю вину на сверхъестественные обстоятельства бытия… Мне было б намного легче.
А так… Кого винить, кроме себя. Глух и туп, а посему являешься примитивным обывателем, ведущим размеренную, внешне благополучную жизнь.
Выше потолка не прыгнешь, а тот нещадно давит на макушку.
Тяжко, а жить-то надо.
А кто сказал… что надо?
Такие же обыватели. Нетворческие люди, которые довольствуются формулировкой «просто жить, ради того, чтобы жить». Не авторитетная заявочка.
От нахлынувших ощущений какого-то прорыва мгновенно вспотели ладони. Клим машинально вытер их о брюки и задумался.
Как будто приоткрылась невидимая доселе дверь, и оттуда маняще мерцает свет иного бытия… Инобытия. Вернее, небытия.
Наверное, и вправду все гораздо проще, чем кажется отсюда.
Отсюда…
Клим усмехнулся собственным мыслям. Отсюда — это значит, из этой жизни. А там — это за ее гранью, где начинается небытие? За очень тонкой гранью. Которую он в силах прорвать.
И желание, похоже, для этого достаточное,
Но… но… такие вещи так сразу не делаются, надо обдумать, а тогда решать.
Обдумать? А зачем? Чтоб раздумать и мучиться, проживая так называемую жизнь до ее логического конца в старости? Ну уж нет.
Что его может остановить?
Сразу напрашивается…
Любовь. Приятное чувство, но порой мучительное и невыносимое. Недостаточно, чтобы ради нее жить и продолжать любить.
Родители? Да, их жалко, но они давно заняты собой и работой, а при взаимных пересечениях только предъявляют претензии к своему единственному сыну и раздают ценные указания, как ему жить. Да, он не идеал, но слышать об этом чуть ли не ежедневно как-то не добавляет оптимизма и тяги к свершениям. Он уже вырос, ему двадцать лет, и он вполне способен решить сам, стоит ли ему вообще жить.
А он считает, что не стоит.
Переубеждать некому и некогда.
Все надо сделать прямо сейчас. Тварь ли я дрожащая или право имею? Смею надеяться, что все-таки имею.
Предсмертная записка?.. Перевод бумаги. Что ни напишешь — все равно солжешь, поскольку в двух словах не объяснишь, что делается на душе, да и сам не до конца разобрался…
Ага, напоследок чашечку кофе с молоком на родной кухне, и вперед.
Любимый кофейный аромат взбодрил и привнес с собой озорную мыслишку, что кофе-то ведь перевариться в желудке уже не успеет, а так и пропадет вместе с ним. Смешно, право слово… Хорошо, что не грустно.
Клим медленно перевернул чашку на блюдце вверх дном, отсчитал еще пять мгновении своей жизни и заглянул внутрь. Его будущее растеклось невнятными потоками гущи по стенкам, ничего не говоря ни уму, ни сердцу.
Кстати, о способе… суицида. Вопрос первостепенной важности.
Критерии отбора: быстрота, легкость, 100 %-ая гарантия и безопасность для окружающих.
Очень бы хотелось еще и эстетичности, но в этом отношении, как говорится, — «миссия невыполнима» — смерть малопривлекательна в любом своем виде. Так что эстетику оставим для духа, а не для тела. А духу положено будет воспарить.
Из уважения к соседям по коллективному жилью в многоэтажке газовая духовка отпадает. Нехорошо собственными проблемами затмевать радость бытия окружающих, с газом лучше не иметь ничего общего.
Оружия нет, и не предвидится, хотя и жаль, могло бы получиться красиво, как в каком-то прочитанном романе — аккуратная дырочка в виске, и запекшаяся струйка темно-бурой крови, рисующая мрачный иероглиф смерти на полу… на ковре… нет, на земле. Погода хорошая, зачем же оставаться в помещении.
Но это так, живописное отступление. А в реальности, пистолет — недостижимая мечта самоубийцы. Надо решать эту насущную проблему более реалистичными методами.
Камень на шею… Звучит романтично, но далее следует — и в реку. А там рыбы да раки, которые, говорят, не прочь полакомиться тухлятинкой. Фу, как некрасиво и малоаппетитно. Неохота в подводный ресторан, — ни посетителем, ни блюдом.
Травонуться, что ль… Да знать бы чем. Если глотать все подряд, то при весьма забавном стечении обстоятельств можно случайно найти комбинацию препаратов, нейтрализующих действие друг друга, и все усилия насмарку. А то еще в живых остаться, да с испорченным желудком и подпорченным внешним видом.
Нет, так не пойдет.
Вспомним критерии — быстро, легко и с гарантией… Ну да, вот оно.
И как это сразу не подумалось, живучи на тринадцатом этаже… В том смысле, что достаточно высоко. Высоко для тех, кто не летает. А гоминиды в этом не замечены.
Стало быть… все решено. Спрыгнуть можно прямо из окна собственной квартиры. На лестничной площадке окна заколочены на всех верхних этажах. Во избежание… Этого самого.
Но у него окно собственное, возле которого стоит тот самый пресловутый письменный стол. Тщательно навощённый и лелеемый своим хозяином.
Стоит только взобраться.
Клим глянул себе на ноги и почему-то решил надеть кроссовки. В носках он смотрелся как-то по- домашнему, а собирался на улицу.
Обувшись, он раскрыл раму, оборвав при этом еще зимнюю заклейку окон, и залез на подоконник. В комнату ворвался чуть теплый ветерок, стекло задребезжало. Воздух-то какой… Почему-то весна пахнет свежими огурцами.
Клим вдохнул полной грудью, насыщаясь до отказа, и в последний раз глянул на небо, избегая смотреть на город.
Пронзительная бездна лазури, оттененная свежестью и белизной облаков, терпеливо плывущих в единственно нужном направлении. Красотища неимоверная, доступная сердцу, но не доступная языку. В том-то и дело…
Ладно, хватит слов, пора быть делу.
