ему, вынужден был сознаться. Все же Шерр и тут нашел выход1. Он оказал:
«Разно нас созвездья неба наименовали,
Правдою - тебя, меня же кривдою назвали.
Мной злодейский был поступок совершен, но он
Именем моим был раньше предопределен.
Ты же в день, когда я небом мстительным гоним,
Поступи со мной в согласьи с именем твоим!»
Хейр, услышав такие речи, отпустил его, и Шерр весело пошел из сада. Но простодушный курд не смог перенести этого. Он ринулся вслед за негодяем и одним ударом снес ему голову, восклицая:
«Хоть мыслит благо добрый Хейр, но ты
Зло. Да будут двери ада злому отперты!»
Жизнь Хейра далее потекла счастливо и безмятежно. От времени до времени он ездил к тому сандаловому дереву и отдыхал в его тени. Одежды он начал носить только сандалового цвета. Рассказ завершается восхвалением сандала и его целебных свойств.
7. Белый дворец
У одного богатого юноши на окраине города был огромный прекрасный фруктовый сад. Как-то раз он направился туда подышать свежим воздухом. Придя к саду, он, однако, увидел, что ворота его крепко заперты. Вместе с тем изнутри сада доносилась веселая, праздничная музыка. Сколько он ни стучал, ему не открыли. Юноша проломал в одном месте стену и пробрался внутрь. Оказалось, что там гуляет и развлекается компания молодых девушек. Заметив незнакомого юношу, они приняли его за злоумышленника и изрядно отколотили. Однако ему удалось доказать, что он вовсе не вор, а хозяин, и сконфуженные гостьи извинились. Они сообщили ему, что они - жительницы этого города и забрались в его сад, чтобы погулять и повеселиться на свободе. Девушки предлагают ему выбрать из их среды ту, которая ему больше всех понравится, и провести время в ее обществе. Юноша забирается в старую беседку и смотрит через щелку, как купаются девушки. Одна особенно пленила его, и он просит привести ее к нему. Но как он ни старается уединиться со своей красавицей, все время возникают различные препятствия, заставляющие парочку разлучиться. Наконец юноша убеждается, что судьба против него, что, очевидно, сама природа хочет предохранить его от преступного деяния. Он выясняет, кто пленившая его красавица, делает ее родителям предложение, заключает с ней законный брак и счастливо живет с нею до самой смерти. Новеллу завершает восхваление белого цвета - символа чистоты и непорочности.
* * *
Пока Бехрам проводил время в приятных беседах со своими царевнами, на Иран снова напал китайский хакан. Бехрам хочет защищаться. Но выясняется, что у него нет войска, а казна пуста, и собрать новое войско не на что. У него был везир по имени Раст-Роушен (прямой - светлый) [81]] . Он предлагает Бехраму собрать нужные для ведения войны средства у населения. Шах дает ему полномочия, и везир берется за сбор с невероятной жестокостью и бессердечием. В короткое время все население разорено и доведено до полного отчаяния. Бехрам всех подробностей, конечно, не знает, но чувствует, что происходит что-то неладное. Его гнетет тоска, и, чтобы развлечься, он едет на охоту.
Заехав далеко от всякого жилья, он начинает искать места, где бы можно было отдохнуть. Вдали он видит столб дыма, направляется в ту сторону и находит старика-пастуха, который предлагает шаху отдохнуть в его шатре. Отдыхая, Бехрам вдруг замечает, что на ветке дерева висит большая собака. Это удивляет его, и он спрашивает старика, почему он ее повесил. Старик рассказывает, что пес был долгое время его верным сторожем и помощником- Но вот он начал замечать, что одна за другой пропадают овцы из его стада. Он выследил своего пса и установил, что тот сдружился с волчицей и взамен ее любезностей дает ей возможность беспрепятственно уносить самых жирных овец. «Если тот, - заканчивает рассказ старик, - кому надлежало сторожить мое добро, оказался предателем, то его должна постигнуть самая суровая кара».
«Кто предателя собачьей смертью не казнит, -
Знай: того никто на свете не благословит!»
Бехрам едет обратно в город в глубоком раздумьи. Он понимает, что мудрый старик хотел открыть ему глаза. Не похож ли его везир на того пса? Не предает ли он его страну? Чтобы выяснить это, нужно расспросить тех, кого везир под разными предлогами заключил в тюрьму. Но сделать это можно будет лишь тогда, когда сам Раст-Роушен будет лишен власти и заключен. Иначе невинно пострадавшие не решатся сказать правду.
Вернувшись во дворец, Бехрам приказывает немедленно бросить в тюрьму везира, освободить заключенных и привести к нему несколько человек, знающих правду. Здесь Низами снова вводит семь рассказов. Но теперь это уже не веселые, шутливые сказки, а мрачные картины беспощадного феодального гнета. Можно думать, что поэту здесь не приходилось напрягать фантазию. Эти сцены бесправия, попрания человеческого достоинства, бессердечной жестокости и хищной алчности он нередко мог наблюдать собственными глазами.
Рассказы заключенных более или менее однотипны, излагать их все мы не будем. Довольно будет привести два из них полностью. Первый заключенный рассказал Бехраму следующее:
Раст-Роушен жестокими ударами
Убил моего брата во время пытки.
Все, что у него было, - богатство, коней, -
Все он отнял у него, и жизнь и честь на придачу.
Все решительно, зная его красоту и юность,
Огорчались, что жизнь его была понапрасну загублена.
А когда я поднял вопли и крики,
За это «преступление» схватил меня везир,
Говоря: «Он был на стороне врагов.
Раз он был таков, то и ты таков».
Он приказал грубому гурцу[82]
Чтобы тот разграбил и мой дом.
Наложили мне на ноги оковы,
Ввергли в жилье, подобное могиле.
Тот брат невинно лишен жизни,
А этот скован по рукам и ногам.
Вот уже год, что я заключен,
Но видеть лик шаха - для меня доброе знамение.
У второго заключенного был прекрасный сад. Везиру этот сад понравился, и он потребовал, чтобы владелец продал его ему за небольшую сумму. Тот отказался. Тогда везир обвинил его в сношениях с врагами, бросил в тюрьму, а сад конфисковал. У третьего таким же путем были отобраны редкие драгоценности.
Особенно характерен седьмой рассказ. Отшельник, разделивший общую участь, говорит:
«Я из тех, кто устранился от мирских тревог,
Кто идет путем аскета. Мой вожатый - бог.
Длань узка, но взор мой, словно у свечи, широк,
На горенье ради мира я себя обрек.
Для меня людских соблазнов стал невластен глас,