каменотесы — люди, владевшие уважаемым ремеслом и не отвлекавшиеся на заботы о хлебе насущном. По оценке Шмидта, в дни крупных религиозных праздников в окрестностях Гёбекли-тепе могли проживать до пятисот человек. Впрочем, надолго никто не задерживался: религиозные церемонии заканчивались, люди уходили, а открытое всем ветрам святилище затихало в ожидании следующего праздника.
Почти 2 тысячи лет грандиозный неолитический храм был своеобразной Меккой для окрестных племен охотников и собирателей, пока не произошло странное. Около 7500 года до новой эры Гёбекли-тепе внезапно пустеет, и теперь уже навсегда. Звериные рельефы старательно закрывают новой каменной кладкой, а само святилище бережно засыпают землей. Складывается впечатление, что совершается некий погребальный обряд: старых богов торжественно предают земле так же, как всегда хоронили вождей и старейшин, воздавая почести и следуя раз и навсегда заведенному ритуалу. Дело в том, что VIII тысячелетие до новой эры — это время, когда жизнь людей, населявших Переднюю Азию, стремительно менялась. Мир отважных охотников уходил в прошлое, а освободившуюся нишу постепенно занимали первые земледельцы. Люди покидают сожженные солнцем голые холмы и предпочитают теперь селиться не в глуши, а по берегам рек, где много плодородной земли, пригодной для обработки. Охотничий промысел превратился в эпизодическое занятие, а престиж охотников упал как никогда низко. На старых и бессильных богов махнули рукой — на смену им пришли новые культы. Служители умирающего культа, сохранившие верность заветам отцов, не пожелали отдать единственную святыню на растерзание, и храм на Пуповинной горе навсегда скрылся под землей.
Немецкие археологи сразу же обратили внимание, что геометрические символы и фигурки животных, покрывающие известняковые монолиты, расположены не хаотично, а обнаруживают некую последовательность. На простой орнамент это тоже не похоже, а скорее напоминает текст. Предоставим слово Александру Волкову, который для журнала «Знание — сила» написал о Гёбекли-тепе интересную статью.
«…Громадные рукотворные столбы, и на них нанесены самые разные значки: Н, повернутое на 90 градусов, Н с овалом, круг, горизонтальный и вертикальный полумесяц, горизонтальная планка. Рядом с ними — стилизованные «алефы» несусветной древности: значки, в очертаниях которых легко угадываются бычьи головы, фигурки лис и овец, змеи, свернувшиеся клубком, пауки.
Вот пример некой фразы, составленной из подобных пиктограмм. На столбе номер 33 знаки выстроились цепочкой: здесь дважды встречается Н в окружении змеиного клубка, пауков и крохотной овцы».
По мнению руководителя экспедиции Клауса Шмидта, мы здесь имеем дело с какой-то очень древней системой кодирования информации, с неким посланием, которое было понятно людям той далекой эпохи. Но о письменности осторожные ученые все-таки не говорят, поскольку это противоречит привычным представлениям об этапах развития человеческой культуры. Шмидт выражается так: «…строители Гёбекли- тепе пользовались сложной символикой для составления сообщений и передачи их другим людям». Не станем вмешиваться в спор специалистов, а скажем только, что грань, разделяющая стилизованные идеографические элементы и «настоящую» письменность, выглядит весьма зыбкой; более того, сами ученые не очень хорошо понимают, как шел процесс становления письма.
Люди не просто выживали. Они украшали скалы восхитительными фресками и возводили циклопические сооружения из камня. Конечно же, они не были беспомощными рабами равнодушной природы, как наивно полагали в свое время классики, а пытались противостоять ее немилосердным ударам.
Эпоха великих охот закончилась примерно 10 тысяч лет назад, когда ледник стал стремительно таять. Холодная, но богатая пищей тундростепь распалась на полосу тундры и ленту сухих степей, а между ними вклинились непроходимые таежные леса. Для северных охотников это был полный крах, а южане сумели продержаться еще несколько тысяч лет. Сдавая позицию за позицией, они уходили все дальше на юг, пока не оказались в Сахаре. Великая африканская пустыня была в те времена цветущей саванной; ее пересекали полноводные реки, в которых плескались крокодилы и бегемоты, а на тучных пастбищах кочевали несметные стада копытных. Ученые называют это благословенное время максимумом голоцена: все климатические пояса были тогда сдвинуты на 800–1000 км к северу, и на широте Мурманска, например, шумели дубравы. Однако обетованные земли Северной Африки не оправдали ожиданий переселенцев, поскольку перепромысел — бич божий загонных охот — подстерегал их повсюду.
Выбор у палеолитических охотников был невелик: или бесславно вымереть, или осесть на земле, поменяв стереотипы поведения. В роли палочки-выручалочки в очередной раз выступила генетическая неоднородность популяции. Не желающие смириться с новым порядком вещей уходили в небытие, а маргиналы, которых раньше никто в грош не ставил, бросили зерна в землю и собрали первый урожай. Жестокий и чуждый сантиментов отбор вновь продемонстрировал, что пластичные и гибкие всегда обойдут упрямых и несговорчивых на длинной дистанции. В истории человечества подобное случалось не раз. До наших дней дожила поэтичная легенда, приписываемая одному из племен североамериканских индейцев. Как известно, в XVII–XVIII веках в прериях Северной Америки сложилась культура конных охотников на бизонов. Удачливые охотники жили в свое удовольствие и не знали горя, пока не столкнулись с выходцами из Европы, положившими глаз на их родные кочевья. Долгое время борьба шла с переменным успехом, но один умный старый вождь, предвидя неизбежную развязку, однажды обратился к соплеменникам с речью. Безусловно, это был местный Иеремия и Иезекииль в одном лице, но нет пророка в своем отечестве. За неимением первоисточника приведу эту притчу не дословно, но близко к тексту.
«Белые люди едят зерна, а мы едим мясо. Но у мяса четыре ноги, чтобы убегать, а у нас только две ноги, чтобы его догонять. А зерна остаются там, куда их бросили, и возвращаются через год с целым выводком своих братьев. Истинно говорю вам: не успеют сгнить и превратиться в труху вот эти старые деревья, как люди, которые едят зерна, победят людей, которые едят мясо».
Надо полагать, пророка, как водится, побили камнями, но делу это, разумеется, не помогло.
Итак, около 10 тысяч лет назад, когда ледник растаял, переменился климат и не стало крупных зверей, завершилась героическая эпоха великих охот. На смену отчаянным промысловикам пришли совсем другие люди — немного земледельцы, немного собиратели и чуть-чуть охотники, положившие начало современной цивилизации. Многие достижения своих великолепных предшественников они спровадили в утиль за ненадобностью, и спустя века их пришлось открывать заново. Поэтому не стоит поглядывать сверху вниз на наших далеких предков. Сегодня постепенно выясняется, что охотники палеолита создали начала счета, геометрии и астрономии, придумали календарь и освоили земляное, каменное и деревянное строительство. Гравировка по камню и кости, фресковая живопись и круглая скульптура тоже родом из той эпохи.
До сего дня на планете сохранились народы, которые ведут образ жизни, казалось бы, навсегда канувший в Лету. Таковы южноамериканские индейцы амазонской сельвы, новогвинейские папуасы, австралийские аборигены и некоторые племена Центральной Африки.
Еще полтораста лет назад в единении с природой жили эскимосы, отдельные народы Северной Азии и обитатели тихоокеанских островов. За это время поколения историков и этнографов вдоль и поперек исколесили земной шар и написали толстые книги об отсталых племенах, изучив их обычаи и культуру. Казалось, можно до известной степени реконструировать образ жизни, быт и верования доисторических людей. А вот многие этологи (и В.Р. Дольник в том числе) оптимизма гуманитариев не разделяют и с подобным тезисом решительно не согласны. По их мнению, так называемые примитивные народы — вовсе не осколки былого, сохранившие в неприкосновенности наследие далекого прошлого. Они или свернули с магистрального пути человечества и уперлись в эволюционный тупик, или деградировали вторично. Определенные резоны для таких предположений у этологов имеются. Культуру отсталых народов отличают поразительная инертность, редкая неподвижность социальных институтов и великое множество табу. Дольник полагает, что для этих народов типичны «интеллектуальный застой, страшный консерватизм, отсутствие изобретательности, зачастую поразительная нелогичность мышления. Зато необычайно развиты всякого рода ритуалы, запреты, табу, причем в большинстве своем совершенно нелепые. Их суеверия образуют какое-то нагромождение и почти не соответствуют картине мира. Их общественная организация бывает либо невероятно вычурной, либо крайне упрощенной, но всегда какой-то несуразной».
Что касается кривой логики современных дикарей, то Дольник попал в самую точку: этот загадочный феномен с редким единодушием отмечают все специалисты. Выстраивание нелепых причинно-следственных цепочек настолько распространено у примитивных племен, что известный французский этнограф и психолог
