щеку, чтобы вам врезали еще раз, а для того, чтобы не смогли этого сделать.
Подобного рода жесткие ограничители наследственно закреплены отбором и называются естественной моралью. Так что мораль — это отнюдь не человеческое изобретение, природа озаботилась ее внедрением еще в незапамятные времена. Знаменитая пятая заповедь «не убий» была реализована эволюцией задолго до Моисея, причем ее КПД у многих животных не идет ни в какое сравнение с жалкими потугами Homo sapiens. Понаблюдайте за дракой двух котов. Стоя на напружиненных лапах и выгнув спину, они душераздирающе вопят, почти соприкасаясь носами. Такой психологический поединок может продолжаться довольно долго и далеко не всегда кончается реальной схваткой. Эрнест Сетон-Томпсон замечательно описал этот ритуал в «Королевской аналостанке». За неимением первоисточника под рукой, процитирую одну только строчку по памяти: «— Уау! — сказал желтый, пододвигаясь вперед на одну шестнадцатую дюйма». Если дуэль все-таки переходит в активную фазу, удары сыплются градом, шерсть летит во все стороны, а соперники целы и невредимы. У бродячих котов-драчунов уши изодраны в клочья, а вот одноглазые среди них попадаются крайне редко. Между тем кошачьи когти — серьезное оружие; отбиваясь от собаки, кот целит врагу в глаза и часто достигает успеха. Сетон-Томпсон рассказывает, как обыкновенная домашняя кошка, защищая котят, обратила в бегство взрослого медведя. Хозяин леса позорно бежал, прикрывая морду лапой, а кошка упорно его преследовала, пока обезумевший от страха зверь в панике не взобрался на дерево.
Выяснение отношений у многих животных часто выливается в ритуал, ограничивается только демонстрацией силы (зубов, когтей или рогов) без реального ее применения. Тот, кто проиграл психологический поединок, принимает позу подчинения, и победитель постепенно умиротворяется. А у некоторых видов отсутствует даже демонстрация — например, у ядовитых змей. Малейший намек на применение силы, робкая попытка обнажить оружие могут стать смертельно опасными в столь щекотливой ситуации. Мудрый отбор прав как всегда, ибо непреднамеренное, случайное прикосновение ядовитых зубов к шее соперника быстро приведет к весьма плачевным последствиям. Поэтому змеи даже рот не открывают, а меряются ростом, вытягиваясь как можно выше. Кто сумел унизить противника, взглянув на него свысока, тот и победитель. Поединки ядовитых змей кажутся настолько безобидными, что многие зоологи принимали их за брачные танцы.
А вот наши милые голубки, тюкающие друг друга хилыми клювиками, врожденных запретов за душой не имеют. В естественных условиях тормоза голубю не нужны, поскольку он не в состоянии убить противника одним ударом, а проигравшая сторона может без особого труда спастись бегством, точнее улететь. Победитель не преследует побежденного. Но если голубей запереть в тесной клетке, это почти неизбежно обернется трагедией. В книге «Кольцо царя Соломона» Лоренц рассказывает, как он необдуманно оставил в клетке на целые сутки двух совершенно ручных горлиц и что из этого вышло. Зрелище ему открылось жуткое: одна птица, распластавшись, лежала на полу, а ее темя, шея и спина были не просто ощипаны, но превратились в сплошную кровоточащую рану. Другой же голубь сидел на поверженном враге, как стервятник на своей добыче, и продолжал слабым клювом методично ковырять израненную спину жертвы. Когда пострадавший попытался встать, соперник опрокинул его легким толчком крыла и вернулся к прерванной работе. «Не вмешайся я, — пишет Лоренц, — птица, несомненно, прикончила бы собрата, хотя она была настолько усталой, что у нее почти слипались глаза».
Точно так же лишены тормозов многие копытные, потому что проигравшее схватку животное всегда может убежать. Например, косуля кажется безобидной скотиной, но это опасное заблуждение. Бык косули не только весьма агрессивен, но и вдобавок вооружен острыми рогами, которые легко пускает в ход по поводу и без повода. А поскольку врожденных регуляторов агрессивного поведения у него нет, содержать самца косули в неволе вместе с самками необходимо в очень большой вольере. Если помещение будет тесным, бык рано или поздно загонит слабейшего в угол и забьет насмерть. В природе отсутствие естественной морали косулям не мешает, ибо самая слабая самка всегда убежит от разъяренного быка.
А как обстоит дело с врожденными запретами у человека? Увы, приходится признать, что сдерживающих начал у нас с вами негусто. Человек — агрессивное животное. Люди убивают друг друга чаще, чем любой другой биологический вид. Исключение, быть может, составляют только крысы, на каждом шагу демонстрирующие готовность убивать себе подобных, но там ситуация особая. Кровавые столкновения происходят между конкурирующими крысиными стаями, тогда как внутри сообщества царят тишь да гладь и божья благодать. Мы же готовы прикончить собрата по любому самому ничтожному бытовому поводу, придравшись к форменному пустяку. Правда, в отличие от голубей или косуль, кое-какие тормоза у нас имеются, но работают они плохо. Человеку в ходе социальной эволюции пришлось выдумать сложную систему моральных заповедей, чтобы обеспечить минимальную стабильность популяции. К сожалению, писаный закон никогда не бывает столь же эффективным, как врожденный запрет, и потому вся история нашего вида — опасный путь по лезвию ножа.
Наши предки — сравнительно некрупные всеядные приматы африканских саванн — были слабо вооружены от природы и не представляли серьезной опасности друг для друга. Если два человека дерутся голыми руками, смертельный исход практически исключен, поэтому рачительный отбор, никогда не измышляющий дополнительных сущностей без необходимости, даже не подумал озаботиться созданием надежных программ торможения агрессивности. Так бы мы и жили да поживали, не зная горя, как живут человекообразные обезьяны, но наших предков подвела их башковитость. Человек, еще не выйдя толком из животного состояния, начал брать в руку острый камень и увесистую дубину из дерева или кости. Отныне прикончить собрата стало делом нехитрым, а вот моральные ограничители работали по старинке. Человек оказался единственным на планете видом, готовым убивать направо и налево не для того, чтобы элементарно прокормиться, а просто так. Вдобавок он непрерывно совершенствовал орудия убийства и очень быстро достиг немалых успехов, а неповоротливая биология, обреченная плестись в хвосте скоропалительного социогенеза, была не в силах одним махом перекроить изначально слабую естественную мораль. На протяжении нескольких десятков тысяч лет (это по самым осторожным оценкам) люди истребляют друг друга под разными предлогами, и конца этому не видно. Оказывается, не обузданный инстинктом разум не всегда является ценным эволюционным приобретением.
Правда, за последние 300 лет «шалостей» несколько поубавилось. В технологически развитых странах люди сделались толерантнее, нравы немного смягчились, а общественные институты претерпели несомненную эволюцию в сторону некоторой гуманизации. Остается уповать на технологии вроде генной инженерии, обещающей радикальное переустройство наших дурных наследственных задатков. Но уникальная способность Homo sapiens оборачивать себе во вред любые достижения все равно не дает покоя.
Справедливости ради следует сказать, что иногда социальные регуляторы человеческой агрессивности почти не уступают по своей эффективности природным механизмам. В своей замечательной книге «Агрессия» Конрад Лоренц рассказывает о крайне любопытных социально-психологических исследованиях, проведенных Сиднеем Марголиным, психоаналитиком из Денвера, среди индейцев североамериканских прерий. Марголина особенно заинтриговали индейцы-юта, которые в течение нескольких столетий вели жизнь, состоявшую из войн и грабежей. Такое существование подстегивало отбор и не могло не отразиться на генофонде популяции. Запредельное селекционное давление в условиях враждебного окружения сверх всякой меры взвинтило их агрессивность, и сегодня они страдают неврозами много чаще, чем любой другой североамериканский этнос. По мнению Марголина, основной причиной этого неблагополучия является постоянно подавляемая агрессивность, не находящая естественного выхода в расписанной как по нотам современной жизни. Моральный кодекс юта незамысловат и мало чем отличается от норм поведения других дикарей. Убийство чужаков не только не осуждается, но даже приветствуется, однако насилие по отношению к соплеменникам карается немедленно и на редкость жестко. Убивший соплеменника, пусть даже всего лишь по неосторожности, должен покончить с собой. Исключительная суровость такого «законодательства» лежит на поверхности: племя, воюющее не на жизнь, а на смерть, вынуждено гасить внутренние конфликты любой ценой.
В данном случае интереснее всего то обстоятельство, что почти 100 лет мирной и благополучной жизни не сумели переломить непререкаемой варварской традиции. Послушаем Лоренца.
«Эта заповедь оказалась в силе даже для юта-полицейского, который, пытаясь арестовать соплеменника, застрелил его при вынужденной обороне. Тот, напившись, ударил своего отца ножом и попал в бедренную артерию, что вызвало смерть от потери крови. Когда полицейский получил приказ арестовать
