вняли предостережениям моим, отвергли дары мои! И страшен гнев мой! Да, страшен гнев мой, но сердце скорбит. - Молнии в глазах Гунги окрасились в красный цвет, кулаки разжались. - Ибо любви оно полно, любви к вам, избранному народу моему, который первым стоит среди равных. И всегда простить готово тех, что хотят покаяться и вернуться ко мне. Выйти из тлена заблуждений, очиститься от скверны, в которой нахожу я вас, и идти с именем моим на устах и в сердце!
Крайт смахнул со лба капельки пота. Сил это представление отнимало довольно много. И шли они отнюдь не на создание утонченных иллюзий.
В астрале грохотали, кувыркаясь, сталкиваясь, наезжая друг на друга, обломки грубых мощных заклятий. Шум от этого стоял такой, что зубы сводило, и Крайт очень надеялся, что устроенный им тарарам укроет от любопытных глаз изящные плетения его истинных заклинаний.
- И вопрошу я вас, во плоти явившись. - Гунга простер руки над дикарями. Дабы спасти тех, кого спасти возможно, готовы ли вы? Способны ли? Покаяться, отринув гордыни грех, дабы поднял я вас к свету и величию, вознес над всеми в мире этом? Принять мессию моего, коего послал я вам в бесконечной милости своей? Ибо шанс это ваш последний, и не будет прощения моего больше, и ужасна кара будет отступникам!
Крайт глянул по сторонам Результат вполне удовлетворительный. Дикари бились в пыли, подвывая в экстазе и ужасе. Лишь шаман по-прежнему стоял как изваяние, бессмысленно пялясь в пространство. Можно заканчивать.
- Так примите же его, и следуйте слову его! - И Гунга исчез, оставив посреди площади Крайта, своего мессию и пророка.
Выдох, сдавленный стон пронесся над площадью, сменившись тишиной. Сотни глаз теперь были обращены на Крайта, восторженных, ждущих.
Крайт спихнул ногой тело натуанина с камня, поискал глазами злосчастного вожака. Толпа под его взглядом дрогнула, подалась назад. Вожака видно не было. Ну ладно.
Крайт схватил несопротивляющегося шамана, швырнул на камень. Рванул скрюченным пальцем по его груди. Шаман закричал. По толпе опять прошел полу стон-полувсхлип. Что, такого не ожидали? Из разверзнутой грудины хлестнула кровь. Крайт наклонился, крутанул рукой. Веер красных брызг. Вот! Так же, как сам шаман пять минут назад, Крайт стоял, выставив напоказ бьющееся сердце. Шаман кричал. Заплакал ребенок и тут же замолчал под рукой матери.
- Гунга! - выкрикнул Крайт в толпу, - Гунга!
Крайт вдруг почувствовал, как к лежащему на камне шаману тянется что-то холодное, липкое. Ну нет, кормить просто так неизвестно что он не собирается.
- Гунга! - Крайт рубанул по жадным щупальцам, отталкивая их назад, вниз, в ту тьму, откуда они появились, и тут же понял, какую сделал глупость. Глухо ощущаемое им недовольство вспыхнуло волной гнева и ненависти, рванулось вверх, к Крайту, затопляя все темной силой, и на сознание Крайта вдруг навалилась все увеличивающаяся тяжесть, плюща, сметая все возводимые Крайтом барьеры, а давление все росло, росло. Окружающий мир стремительно терял очертания, и Крайт увидел себя вращающимся в черном водовороте, пронизанном красными вспышками, и он был каждой из этих вспышек, растягивающихся на вечность, наполняющих его тело непереносимой болью...
И вдруг все кончилось. Он по-прежнему стоял в центре площади, окруженный дикарями, ошеломленный, выжатый. И лишь неприятный след в голове, словно слизняк прополз.
- Гунга, - автоматически выдохнул Крайт. И тут толпа колыхнулась, загудела.
- Гунга, хабе Гунга! - Сначала всего несколько голосов, но к ним присоединяются все новые и новые, и вот уже гремит на площади: - Хабе Гунга! Хабе уна Гунга!
Крайт встряхнулся. Разобраться, что с ним произошло, можно и потом, позже. А сейчас надо заканчивать с дикарями.
- Тихо! - Крайт не кричал, но голос его перекрыл рев толпы. - Молчать. Сейчас я вам покажу Гунгу! - Крайт ухмыльнулся, поднес сердце ко рту и откусил кусок. Звенящая тишина. Лишь хрип шамана, которому Крайт не давал умереть. Крайт медленно прожевал кусок и проглотил. Повернулся к вождю.
- Теперь ты.
Вождь побледнел. Что именно сказал Крайт, он не знал, но смысл понял.
- Ну! - В голосе Крайта зазвучала угроза.
Вождь нерешительно посмотрел по сторонам, глянул на шамана. Шагнул вперед, с поклоном принял сердце. Откусил. Передал рядом стоящему воину. Тот тоже откусил и передал следующему. Крайт осклабился. Дело сделано. Теперь они его и душой, и телом.
* * *
Первожрец демона войны и огня Фобса, преподобный Зейенгольц, сидел в ожидании аудиенции у Императора на резной, ужасно неудобной скамье и мрачно смотрел на висящий напротив гобелен. Гобелен изображал коронацию Гирха Первого и, таким образом, запечатлел исторический момент создания Империи. Насколько помнил Зейенгольц, корону на этого, без сомнения, достойнейшего человека возложил герцог Кивский, казненный позже за измену. Этот прозаический факт, естественно, был творчески переосмыслен художником. В результате корона Гирху Первому вручалась непосредственно демонами Высшего крута, в полном составе материализовавшимися по такому случаю и с глубочайшим удовлетворением взирающими на его преисполненное благородного мужества чело. Одна рука первого Императора была простерта к демонам, а другая разила расположенные на заднем плане орды врагов, иллюстрируя, судя по безмятежному выражению лица Императора, тот самый случай, когда правая рука не ведает, что творит левая.
Перед глазами первожреца закружились черные точки - первый признак утомления, и Зейенгольц раздраженно сомкнул веки. Регенерация прошла успешно, он уже видел, но новые глаза все еще быстро уставали, порождая световые зайчики и пронзительную головную боль. Но до чего же идиотский гобелен! Эх, отдали бы ему этого горе-художника, он бы ему показал демонов...
Первожрец глубоко вздохнул и попытался успокоиться. Дался ему этот гобелен. Мало ли он за свою жизнь всякой глупости повидал! И вообще, дело совсем не в каком-то дурацком гобелене. Крайт, этот мерзавец Крайт... А какая была операция, какая задумка! Заманить федератов в ловушку, прихлопнув заодно и Крайта, его главного врага и соперника, лидера партии военных, приобретавшей в последнее время уж слишком большое влияние. Сколько сил вложено, средств! Сколько агентов пришлось сдать федератам, чтобы они поверили его человечку! И что в результате? Хотя Крайта и удалось уничтожить, но в остальном!... Полный провал, чуть не приведший к полному разгрому Империи. Громадная брешь в обороне, ужасающие потери... Его лучшие люди! К счастью, федераты к такому повороту оказались не готовы, да и им самим тоже досталось. И тем не менее остановить их наступление и восстановить фронт стоило невероятных усилий. Правда, не ему. Что опять же только усилило военных...
- Прошу вас, Император ждет.
Зейенгольц открыл глаза и с неприязнью посмотрел на нового секретаря Императора. Пристрастия его Величества не менялись. Очередной смазливый мальчик.
Первожрец поднялся, подбираясь. Его будущее, его жизнь зависели от этой аудиенции. Что успели наговорить о нем враги? Знает ли Император о его истинной роли в произошедшем? Если бы только он мог встретиться с Императором раньше, сразу после инцидента... Но он не мог. Он лечился. Забыть об этом, забыть... Зейенгольц, склонившись в поклоне, шагнул в открытую секретарем дверь.
- А, дорогой наш жрец1 Как поживаешь? Мы слышали, не очень? Немного поджарился, а?
Император хрипло захихикал. Первожрец выпрямился, пытаясь удержать на лице улыбку. Демоны кругов, но как же это было тяжело! Воспоминания разом нахлынули на Зейенгольца, и с ними страх, животный ужас, который Зейенгольц пытался забыть, выкинуть из памяти. Его люди уже в замке, все идет хорошо, и вдруг вспышка, пронизывающий свет, и огонь, кругом огонь... Воздух горит, все горит, и он горит, горит... Бежать... Эти крики... Человеческое существо не может издавать таких звуков. Он тогда успел отскочить, ввалился, обгорелый и ослепший, в ближайший храм, а остальные... Его люди, они так там и остались. Сгорели. Проклятый Крайт!
- Ну ничего, тебе даже идет. С этой розовенькой кожей, прям младенец! Император снова хихикнул. - Мы тебе титул присвоим: будешь Зейенгольц Поджаренный! Или Младенец? Что предпочитаешь? Секретарь!
Зейенгольц, не в сил ах с правиться с собой, снова склонился в поклоне, чтобы скрыть от Императора исказившую лицо гримасу.
Вошел секретарь, встал рядом с Императором.
- Пиши. Присвоить первожрецу Зейенгольцу титул 'Поджаренный'. Как там велеть изволим?
- Высочайше повелеть соизволяем, - подсказал секретарь.
- Ты ж мой умница! - Император по-хозяйски полуобнял секретаря и поцеловал в щеку. - Ну как, доволен? - Император повернулся к Зейенгольцу.
Первожрец смотрел на сморщенное сероватое лицо Императора, на скатавшиеся шарики пудры и чувствовал, как каменеет лицо.
- Ладно, ладно, я пошутил. - Император томно махнул секретарю, отпуская. Не сердись. Но ведь забавно же, правда? Какой переполох этот фон Штах устроил, а? Фон Кип еле успел со своей бригадой. - Император помолчал. - Кстати, фон Штах, оказывается, жив.
Зейенголыгу вдруг стало не хватать воздуха. Первожрец зашатался и, чтобы не упасть, схватился за столешницу.
- Мне было сообщение, - продолжал Император, не замечая состояния первожреца. - Демоны не знают, где он, но он жив. Надо его найти. Колдуны, умеющие делать такие взрывы, нам пригодятся.
Зейенгольц судорожно сглотнул. Способность получать сообщения напрямую от демонов наследовалась императорами от Гирха Первого и была, пожалуй, единственной причиной, по которой Гирхиды до сих пор оставались императорами. Зейенгольц тоже почти сразу после инцидента, несмотря на слабость, пытался узнать у Фобса, что же тогда произошло, но Фобе не ответил. Что еще сообщили Императору демоны?
- Что с тобой? - Император наконец обратил внимание на Зейенгольца. - Ты что, не рад?
Первожрец взял себя в руки. Если бы Император что-то знал, голова Зейенгольца уже торчала бы на колу на площади, а то и чего-нибудь похуже. Значит, Император не знает. Надо, чтобы так и не узнал. Не допустить возвращения Крайта. Его враг жив, но это поправимо. Надо только, чтобы поиски поручили ему. А уж он найдет. Терпения ему не занимать.
- Простите, ваше Величество, я еще не до конца оправился. Но я очень рад. Крайт фон Штах - выдающийся военачальник и колдун. И мой лучший друг, к которому я всегда относился с трепетной любовью.
- Да? - Император поднял брови. - Что-то мы раньше этой любви не замечали.
- Нам приходилось ее скрывать, ваше Величество. Вы же знаете, дружба между человеком светским и жрецом не нашла бы понимания, была бы неверно истолкована.
- Понимаем, понимаем, - протянул Император. - Вынуждены признать, что между военными и жречеством действительно нет согласия, что нас очень расстраивает. Ведь одно дело делаем, так нет, постоянно какие-то интриги. Ваша дружба послужила бы прекрасным примером.
- И поэтому, ваше Величество, - Зейенгольц поклонился, - смею обратиться к вам с нижайшей просьбой. Не будет ли дозволено мне взять на себя
