— Ознакомьтесь, это приказ о Вашем новом назначении.
Брови мои непроизвольно лезут на лоб, однако беру, читаю: 'Дровник… должность начальника отдела внутренних расследований'. Да, есть у нас такой отдел. Теоретически. Не знаю, плакать или радоваться. Отдел прямо скажем, э… специфичен…, но это повышение. Раньше у меня один Андрюха был в подчинении, а теперь целая куча, хм, специалистов.
— Все, — объявляет Юлиан, — можете идти. И приступайте к работе.
— Спасибо, — шепчу.
Деревянной походкой, сжимая в руках бумагу, покидаю помещение.
— Поздравляю Вас с назначением, Майя Алексеевна, — журчит секретарша, когда я растерянно волоку ноги через приемную.
— Ага, — отвечаю, машинально отметив прибавление отчества к моему имени, — конечно.
Двигаюсь к выходу. Но потом, кое о чем вспомнив, разворачиваюсь и подхожу к ее столу. Антонина Григорьевна сидит паинькой, сложив на столешнице наманикюренные ручки, и кокетливо похлопывает ресничками. Мне она не нравится. Лет пятьдесят, а ведет себя, как нимфетка. То есть одевает мини-юбки и порой присюсюкивает. Но информацией владеет. Самой разной, в том числе и нужной. Потому делаю над собой усилие и изображаю на лице милейшую улыбку.
— Скажите мне, Антонина Григорьевна, а куда наш Тимофеев подевался?
Мадам опускает ярко-голубые веки, вздыхает тяжко и медленно проговаривает:
— Инсульт, Майя Алексеевна. Уборщица наша, Анечка, нашла его утром в кабинете, уже холодного. Врачи говорят — кровоизлияние в мозг. Мы его похоронили на прошлой неделе. Жаль, Вас не было. Все так рыдали.
Да, улилась бы я крокодильими слезами. И повод есть: не я этого гада прихлопнула, сам помер. Сплошной обман.
— Ну да, — говорю, — конечно, жаль, хороший был человек.
И быстро ухожу, пока она не заметила легкую перекошенность моей физиономии. Врать не люблю.
Глава 2.
Наблюдаю с интересом за тем, как рабочий в голубом комбинезоне прикручивает к дверям табличку с моей фамилией. Надо же, а Юлечка предусмотрителен, заранее все подготовил. Как знал, что не откажусь. Теперь этот большой, светлый и теплый кабинет, вместе с бесплатно прилагающейся к нему дурочкой-секретаршей — мой. И я буду здесь обитать, по крайней мере, следующие шесть месяцев, если что не случится. Сажусь в глубокое кожаное кресло, о, оно новое, еще не расшатанное предыдущими инквизиторскими задами, внимательно разглядываю портрет василевса на стене. Портрет повешен чуть криво, взгляд у василевса хитровато-прищуренный. Мол, знаю я вас, Мастеров!
Жизнь, кажется, меняется к лучшему. Кабинет — замечательный, замена шефа — прекрасно. Беспокоит характер предстоящей работы, но и здесь я справлюсь. Особенно, если мне кто-нибудь объяснит мои функции.
Знаю, что в теперь уже мой отдел стекается вся информация по правонарушениям со стороны сотрудников СИ, совершенным на территории округа. Мы блюдем чистоту своих рядов. В особо сложных, а также грозящих широким общественным резонансом случаях ОВР берет расследование на себя.
Жаль лишь, что особая любовь к моей новой работе — явление редкое и попахивающее извращением. А теперь, когда руководителем ОВР сделали Мастера, нас будут еще и бояться. Ну да ладно, не привыкать. Может быть, это даже приятно.
Иду знакомиться с коллегами, вернее, подчиненными. От двери заворачиваю обратно, усаживаюсь в кресло и по телефону приглашаю сотрудников зайти ко мне. Пора бросать эти демократические замашки. Не ПОПЧ же, в самом деле.
Они появляются на пороге. Втроем, настороженны, озадачены. Общий настрой выражает легкую недоброжелательность к моей скромной персоне. Чувствую дрожание воздуха. И кабинет сразу кажется маленьким и темным.
С биографиями я уже ознакомилась, просмотрев в базе личные дела.
Номер один — Галиуллина Роза Сабировна. Среднего роста дама, сорока четырех лет. Полная, среднего роста, волосы коричневые, стрижка короткая, глаза голубые, под низкими наплывающими веками. На лице косметики — ноль. Следователь. В разводе, имеет двадцатилетнего сына-студента. Я ей явно не нравлюсь.
Номер два — Парушева Инна Аркадьевна. Высокая, стройная, привлекательная, молодая. Светлые волосы убраны в хвостик. Улыбается. Аналитик. Не замужем. Пытается быть по отношению ко мне лояльной, но где-то под улыбкой также таится недоверие.
Номер три — Семен Гунько. Парень двадцати четырех лет. Вид совершенно бестолковый, кто-то сказал бы даже: позорящий звание. Волосы всклокочены, на расстегнутом кителе там и сям разбросаны живописные разноцветные пятна. Глаза неопределенного сероватого оттенка распахнуты широко и ничего не выражают. Программист. Женат. Отец двоих детей. Формирует и ведет информационную базу по Управлению.
Там, за дверью, на компьютере раскладывает пасьянс моя секретарша — бесполезное, неопределенного возраста существо, чье имя меня не интересует. Мышиного цвета волосы, собранные пучком на затылке, голубенькие бегающие глазки и кокетливый розовый шарфик поверх форменной рубашки. Делаю себе заметку в памяти: избавиться.
Это весь мой коллектив.
— Ну что же, — вещаю, обозрев присутствующих строгим, но дружелюбным, как полагается командиру, взглядом, — здравствуйте, я ваш новый начальник. А зовут меня Майя Алексеевна Дровник.
Роза Сабировна сухо кивает. Инна улыбается еще шире и говорит 'очень приятно', так, что становятся видны даже белые заостренные резцы. У Семена реакция, как таковая отсутствует — видимо, он на связи с информационным полем планеты, а я отвлекаю.
Далее произношу небольшую, но пламенную речь, в которой выражаю величайшую радость по поводу предстоящей работы с такими замечательными людьми, надежду на то, что они окажут мне посильную помощь в процессе ознакомления с тонкостями внутренних расследований. А после, заметив, что реакция народа на мое появление в целом не изменилась, предлагаю сотрудникам покинуть кабинет и приступить к работе.
Коллектив с воодушевлением подчиняется моему первому указанию.
Дни идут за днями, в дела вникаю. Но, как и ожидалось, особого восторга они у меня не вызывают. Знаю, за глаза нас называют «гестапо», ну а я, стало быть, этот, Геринг, что ли? Ой, не помню. Народ и в самом деле шарахается, как бы за спиной креститься не начал. Кстати, об этом.
Это — вообще предмет моих тайных и явных страданий. Дело в том, что по природе своей я совершенно не религиозна. Ну да, служба в Инквизиции, куда занесла меня судьба, предполагает некую вовлеченность в дела церкви. Куда без этого? Но такова уж природа Мастерства, что Идея занимает в нас все целиком. Для религии как-то места в голове не остается. Нет, формально мы, конечно, христиане, и в Церковь ходим периодически. У нас тут даже на территории одна имеется, маленькая такая с луковкой, Благовещения называется.
Просто периоды великоваты. От года до трех.
А начальник мой решил это дело исправить. Понимаю: новый шеф сразу хочет произвести впечатление. Впечатать, свой облик в души людей, как сапог в свежий асфальт. Чтобы сразу и навсегда. Не пойму лишь, почему мой новый, еще покрытый свежим младенческим пухом, шеф избрал именно эту такую странную тактику.
Может, просто сфер деятельности новых не обнаружилось: А может, веяния времени? В общем, его первым и самым ярким шагом стало усиление дисциплины и внедрение элемента повышенной религиозности в поведении подвластных ему инквизиторов. Движение за единство в вере, надо полагать.
Нагнал специалистов, поставили во всех кабинетах прослушку. Кое-где и камеры. Устав внутренней службы новый опубликовал. Кто кому честь отдает, кому какой китель полагается, а кроме того — большой раздел о дисциплине в наших рядах. Последняя, как видно, хромала на обе ноги и вообще, находилась при издыхании. В противном случае, не понимаю, зачем было вводить такие жуткие меры. Список нарушений велик: опоздания на работу, задержка
