Он присаживается. Я понимаю, что пульта у него нет, и вряд ли кто за него заступится, если я нападу, но мне очень не хочется этого делать. Завожу разговор, изредка поглядываю в угол на камеру. Все нормально, работает.
— И что ж ты, Андрейка, разве нам плохо с тобою работалось?
Он вздыхает.
— Отвечай! — требую я.
— Нет, не плохо, — послушно проговаривает он.
— Я тебя обижала? — вопрошаю, — Впрочем, нет. Сформулирую вопрос по-другому. Неужели я обижала тебя настолько, что ты решил меня сдать вот им?
— Так получилось, — бормочет Андрей и меланхолично разглядывает стену. Да нет там ничего интересного!
— Ты знаешь, зайчик мой, я эту фразу 'так получилось' слышала миллион раз. Человек, он ведь сам делает выбор. А, Андрюш?
— Да! — отвечает он и почему-то улыбается.
— Ну и что ты лыбишься? — возмущаюсь я.
— Узнаю тебя.
Он встает, берет рукой меня за левое плечо.
— Что тебе нужно, не для нотаций же ты меня пригласила?
— Они мне кофе нормальный не дают, — бурчу, жалобно заглядывая ему в глаза, — и шоколада нет. Как я могу работать без шоколада?! А этот молокосос еще и хамит.
— Он не молокосос, Майя. Он лишь на пару лет младше тебя. Ланкович, между прочем, последняя надежда ПОПЧ. Неактуализированный гений. Коэффициент его силы превосходит твой на 11 единиц, восприимчивость ниже всего на 19.
— Ну, по восприимчивости мне равных нет, кроме медиков, конечно, — бормочу я, задумавшись, и тут же ужасаюсь — 11 единиц плюс. Это что же за вундеркинд такой! На 11 единиц! Встречала я людей сильнее меня, но не на 11 же единиц! Семь — максимум. Он не слишком восприимчив, но для мужчины это нормально — не расположена их психика к восприятию чужих эмоций. Блин, задача усложняется.
— А измерял кто? — спрашиваю я, встревожено вглядываясь в своего бывшего зама.
— Есть тут одна, — криво ухмыляется он, — подружка твоя — Татьяна.
— Ах, сучка!
Татьяна Ратова действительно одно время была моей подругой, вернее, знакомой. Познакомились мы еще во время учебы в Высшей школе СИ. Потом встретились вновь в Академии психокооррекции. Каким ветром занесло ее в Академию — не знаю. Способности у нее были, но вот желания как-то их задействовать — никакого. В результате она прошла начальную стадию актуализации и покинула Академию. Благо, связи ее мамани позволяли сделать это почти безболезненно. Она выходила замуж, разводилась, маялась дурью. Незавершенная актуализация оставляет психику неустойчивой, но в случае с Татьяной актуализация, похоже, была не причем. Учебу она не завершила, а вот коэффициент определять умела. И аппарат у нее есть. Что-то сильно их ПОПЧ хорошо снабжается! Впрочем, спасибо, девочка, возьмем тебя на заметку. Хотя, сдать мне ее могли по двум причинам: либо я отсюда никогда не выйду, и информация мне, соответственно, не понадобится, либо она им надоела. Оч-чень интересно.
— Забавно, — говорю, — но дела не меняет. Пригласи ко мне сюда кого-нибудь из руководства. Посоветоваться я хочу, насчет методик актуализации. Но скажи сразу, чтобы без шоколада не появлялись. Загрызу.
Андрей удаляется. Минут через сорок некто в скафандре приносит коробку килограмм на пять кускового сахара и три плитки горького шоколада, а также банку растворимого кофе. Смотрю — «Суси». Фи! Какая гадость. Но все же лучше, чем овсово-соевый суррогат. Впрочем, если быть до конца честной, роскошь все это и безумная редкость. Нам самим выделяли для работы сахару определенное количество на сеанс, а шоколад я видела лишь по особо важным случаям. Сахар давно превратился в Империи в некий эквивалент денег. Все равно, что монеты в стакан бросаешь.
Но: любишь кататься, люби и саночки возить, или, вот еще, искусство требует жертв. С их стороны. Я довольна. Слышу знакомый зрелый голос со стороны зеркала. Босс выходит на связь.
— Вы хотели со мной поговорить?
— Да, спасибо за подарок, с Вас еще постель.
— Устроим, — обещает он, — что еще?
— Море, яхту и никаких Ланковичей под боком. Он противный.
— Хорошо, — улыбается голос, — но позднее.
— Уговорили. Передаю суть вопроса: есть две методики актуализации — классическая и ускоренная. Занятия по классической занимают около трех месяцев, иногда больше, они безвредны и безболезненны. Я прошла классику, как видите, здорова и полна сил. Ускоренная актуализация проводится в чрезвычайных ситуациях — это очень неприятная процедура, включает в качестве одной из стадий полный психологический дисбаланс, но результат практически тот же.
— Практически? — голос встревожен.
— Да тот же! — беспечно отвечаю я, — только показания коэффициентов могут меняться как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения. Никогда не знаешь, что произойдет. Сами выбирайте.
Здесь я ему приврала маленько. Дело в том, что прошедшие ускоренную актуализацию Мастера не способны брать учеников. Но ему об этом знать не обязательно. Пауза. Затягивается.
— Эй, где Вы там? — зову я.
— Каков диапазон изменения? — спрашивает взволнованный голов.
— До десяти единиц.
Товарищ молчит некоторое время, по всей видимости, производит расчеты, а потом заявляет:
— Я дам Вам ответ позже!
— Да, пожалуйста.
Я и забыла, что у них тут демократия. Ну что же, путь посовещаются. Только недолго. Вскоре мною получено добро на ускоренную актуализацию. Бедный, бедный Ланкович! Не берегут они тебя. Впрочем, я его еще пожалела. Я не предложила его работодателям экстренку. Мне кажется, они бы согласились. После экстренки, на проведение которой требуется полтора-два часа, получается Мастер с великолепными рабочими качествами, но вот хватает его ненадолго — от семи часов до пяти суток, в зависимости от показателей ученика, его пластичности, способностей Мастера-актуализатора, ну и ряда других факторов. Хотя, конечно, бывают и исключения… В акунской битве была задействована такая методика. Полтора десятка Мастеров остановили двести танков, но… Видела я потом этих Мастеров в клинике во время учебы. Живут в камерах, сопли по стенам размазывают. Совершенно безумные люди, а уж как фонят! Это — те, которые выжили.
Хоть удовольствия мне это и не доставляет, заявляю, что Ланкович должен 24 часа в сутки находиться вместе со мной. И пусть пульт в это время держит кто-то другой. Я полагаю, сигнал пройдет и сквозь зеркало.
Вскоре приводят недовольного, и, я даже сказала бы, испуганного Ланковича. Чтобы ему стало совсем уж хорошо, ору, чтобы принесли смирительную рубашку, потому что иначе он может себе или мне что-нибудь повредить. И это, кстати, почти правда. Он волнуется, я это чувствую, и мне приятно.
— Что ж, — говорю удовлетворенно, — попался, который брыкался, — подойди ближе, золотце, смотри в глаза.
— Там за зеркалом человек с пультом, — отвечает Ланкович встревожено.
— Знаю. Я не буду тебе вредить. Расслабься.
Я дотрагиваюсь пальцами до его переносицы, убираю руку и спокойно и осторожно вхожу в сознание. Тихо говорю:
— Мысленно возьми меня за руку и пошли. Будем чистить все ненужное.
Веду его по памяти, при этом он судорожно хватается за каждое малозначительное воспоминание, но я безжалостно стираю все лишнее. Оставшееся укладываю в жесткую структуру и показываю Ланковичу, как это должно выглядеть. Это писать легко, а на самом деле занимает несколько часов и отнимает уйму сил. Выходим. На Ланковича страшно смотреть — весь зеленый, под глазами круги, глаза мутные, и вообще, того и гляди свалится. Полагаю, я выгляжу не лучше. Насильно запихиваю в него плитку шоколада, сую в руки два куска сахара; жую шоколад и сама, а потом неожиданно даже для меня слабым голосом прошу в микрофон принести мне чайник с горячей водой и чашку. Не дожидаюсь воды и засыпаю прямо на полу. Просыпаюсь я уже на постели, правда, в той же камере. В другом углу, лежа на матрасе, дрыхнет Ланкович. Андрей, сочувственно улыбаясь, подает мне чашку кофе. Пью и чувствую блаженство непередаваемое. Мне настолько хорошо сейчас, что я даже предлагаю чашку Андрею.
— Ты же знаешь, — говорит он, качая головой, — что я не люблю кофе.
— А зря! — заявляю я, — без кофе — не жизнь. Хороший ты мужик, Андрюха, пожалел бывшую начальницу.
— Лучше Дмитрию предложи, он, наверное, настоящего кофе в жизни не пробовал.
Кидаю взгляд в сторону Ланковича — он уже проснулся и внимательно глядит на меня темными блестящими глазами.
