Его взгляду открылись две автостоянки. Одна, замощенная, непосредственно перед входом, была забита пикапами и легковушками как минимум пятилетней давности и в основном американского производства. На другой, гравиевой, стояли в ряд дальнобойные фуры, поблескивая хромированными боками в слепящих лучах неоновых ламп. Теперь уже отчетливо слышались звуки ритм-гитары. На козырьке над входом можно было прочесть:
ВСЕГО ОДИН ВЕЧЕР. «СОШЕДШИЕ С РЕЛЬСОВ». ВХОД $5. ИЗВИНИТЕ.
«Сошедшие с рельсов». Что ж, подумал он, она нашла подходящую группу.
У Дэвида в кармане завалялась пятерка, но некому было ее отдать. В глубине открывалась большая деревянная танцплощадка, забитая медленно танцующими парочками, в основном в джинсах и ковбойских шляпах; руки танцующих дружно лежали на ягодицах, а ноги так же дружно переступали в такт «Растраченным дням и ночам». Оркестр играл громко, «со слезой» и, насколько Дэвид Сандерсон мог судить, попадая в ноты. В нос шибанул букет из пива, пота, дезодоранта и духов из «Уолмарта». Раскаты смеха и разноголосица и даже лихой выкрик из дальнего угла танцплощадки казались звуками из повторяющихся снов, каким бывает сон о неподготовленном важнейшем экзамене, или сон о появлении среди толпы народа в чем мать родила, или сон о бесконечном падении, или сон, в котором ты оказываешься в незнакомом городе и ноги сами несут тебя куда-то далеко, где должна решиться твоя судьба.
Дэвид решил было сунуть пятерку назад в карман, но затем просунул голову в пустую билетную кассу и положил деньги на стол, где лежал роман Даниэлы Стил в бумажной обложке, а поверх него — пачка «Лаки страйкс».
«Сошедшие с рельсов» грянули что-то разудалое, и молодняк задрыгался, как чертик на резинке. Слева от Дэвида две дюжины пожилых пар выстроились танцевальным «паровозиком». Только сейчас Дэвид отметил про себя, что это благодаря задней зеркальной стене танцзал казался таким огромным.
Послышался звон разбитого стекла.
— С тебя, приятель, причитается! — крикнул в зал певец под бравурную инструментальную коду, и все восторженно зааплодировали ему за находчивость. Когда выпито столько текилы, подумал Дэвид, даже самая обычная реплика кажется верхом остроумия.
Бар был в виде подковы, под потолком — неоновые контуры Виндриверского ранчо красно-бело-синих цветов; в Вайоминге эти цвета, похоже, пользовались успехом. Другая неоновая вывеска, решенная в той же цветовой гамме, сообщала:
ТЫ В ГОСПОДНИХ ВЛАДЕНИЯХ, ПРИЯТЕЛЬ.
Слева — логотип «Будвайзера», справа — «Корса». Посетители, уже сильно нагрузившиеся, требовали добавки. Бармены в белых рубашках и красных жилетках не успевали смешивать коктейли.
В этом огромном сарае, где разом гудели человек пятьсот, он, как ни странно, сразу нашел свою Уиллу. Это мой приворотный амулет, подумал Дэвид, лавируя и пританцовывая среди всей этой раздухарившейся ковбойской братии и таким образом прокладывая себе дорогу.
Позади танцплощадки располагался полутемный отсек с высокими кабинками. В каждой стояла на столике одна, а то и две бадьи с пивом, над которыми слаженно работала команда из четырех человек… или восьми, считая их отражения в зеркалах. И только одна кабинка практически пустовала; именно там сидела Уилла в своем цветастом платье со стоечкой, разительно выделяясь среди всей этой джинсы и рубашек с жемчужными пуговицами. Ко всему прочему она сидела за пустым столом — ни еды, ни выпивки.
Она разглядывала танцующих и поэтому не сразу его заметила. На ее щеках играл румянец, а в уголках рта залегли морщинки, обещавшие улыбку. В этом бойком месте она смотрелась инопланетянкой, в которую он был по уши влюблен.
— Привет, Дэвид, — сказала она, когда он протиснулся и сел с ней рядом. — Я надеялась, что ты придешь. Почему-то так подумала. Шикарно играют, да? А как громко! — ей приходилось кричать, чтобы быть услышанной, но, судя по всему, ей это тоже нравилось. Она снова устремила взгляд на танцплощадку.
— Хорошо играют, — согласился он, чувствуя, как опять накатывает эта волна беспокойства. Теперь, когда он ее нашел, вернулся страх пропустить этот чертов поезд. — Их певец — вылитый Бак Оуэнс.
— Да? — улыбнулась она. — А кто этот Бак Оуэнс?
— Неважно. Нам надо возвращаться на станцию. Или ты хочешь здесь застрять неизвестно на сколько?
— А что, неплохая мысль. Мне здесь нра… ух ты, гляди!
Стеклянная кружка, пролетев над танцующими и коротко блеснув зеленью и золотом в лучах прожекторов с цветными фильтрами, разбилась вдребезги. Послышались одобрительные крики и аплодисменты — Уилла тоже зааплодировала, — а между тем двое амбалов, у которых на майках можно было прочесть два слова, ПОРЯДОК и БЛАГОДАТЬ, уже направлялись к месту предположительного запуска боевого снаряда.
— В таком месте четыре драки за вечер тебе гарантированы, — сказал Дэвид. — Это только на автостоянке. Плюс большая заварушка в самом баре, непосредственно перед закрытием.
Она засмеялась и, наставив на него указательные пальцы, как два кольта, изобразила губами выстрелы.
— Класс! Я хочу на это посмотреть!
— А я хочу вернуться на станцию, — повторил он. — Если в Сан-Франциско тебе вздумается послушать хонки-тонк, я тебе это устрою. Обещаю.
Она выпятила нижнюю губу и мотнула копной рыжеватых волос.
— Это совсем другое дело, сам знаешь. В Сан-Франциско тебе подадут в баре какое-нибудь вегетарианское пиво или что-то в этом роде.
Это его развеселило. Так же как мысль о визитке банковского служащего, на которой написано «Страшила Вольф». Но где-то подспудно в нем все равно сидело беспокойство.
Может, отсюда и этот нервный смех?
— Небольшой перерыв, и мы продолжим, — объявил в микрофон певец, вытирая пот со лба. — А вы пока пропустите по кружке за Тони Вилланеву и ансамбль «Сошедшие с рельсов»!
— Это нам знак: сунули ноги в туфли со стразами и — вперед с песней, — сказал Дэвид и взял Уиллу за руку. Он почти выбрался из-за стола, но она его примеру не последовала, хотя и руку не отпустила. Он вынужден был снова сесть, не без легкой паники. Кажется, он понял, что чувствует рыба на крючке, который вошел ей намертво в губу; мистер Лещ, пожалуйте на берег, где у вас еще будет возможность потрепыхаться напоследок. Она глядела на него своими убийственно синими глазами, а в уголках рта залегли морщинки, обещавшие улыбку. Уилла, его без пяти минут жена, читавшая по утрам романы, а перед сном стихи и называвшая теленовости… постой, как она о них говорила?… «это эфемерно».
— Посмотри на нас, — сказала она, обращая лицо к зеркальной стене.
Он увидел в зеркале молодую пару с восточного побережья, застрявшую в Вайоминге. В своем ситцевом платье она смотрелась лучше, чем он, но так ведь будет всегда, подумал он, с недоуменным видом снова переводя взгляд с зеркальной Уиллы на настоящую.
— Смотри внимательно, — сказала она. Морщинки в уголках рта уже не обещали улыбки, сейчас она была серьезна, насколько можно быть серьезной, когда идет такая гульба.
— И подумай над тем, что я тебе говорила.
С его губ уже готово было сорваться «ты мне много чего говорила, и я только об этом и думаю», но то был бы ответ влюбленного, столь же красивый, сколь и бессмысленный. А поскольку он понял, о чем идет речь, то просто, ни слова не говоря, снова посмотрел в зеркало. На этот раз действительно внимательно. И никого не увидел. В кабинке бара «26» никого не было. Он перевел взгляд на Уиллу, испуганный… но не удивленный.
— Ты не задумывался, — спросила она, — как может симпатичная девушка весь вечер просидеть одна, когда рядом нет ни одного свободного места и дым стоит коромыслом?
Дэвид покачал головой. Он над многими вещами не задумывался — скажем так, до этой минуты. Когда
