– Любопытно будет посмотреть, – хихикнул он.
А действительно, куда подевался Завадский? – мелькнуло у меня в голове. Неужто спутался с какой- нибудь стервой? Тогда не очень-то его и жалко в случае чего.
– Впрочем, у меня имеются для тебя и хорошие новости, – проговорил Микеле. -
Кисель тебя очень любил. Кстати, он околачивался прямо у Китайской Стены, так что мне не пришлось его специально разыскивать. Сначала я подумал – шпионит, но теперь уже не уверен, просто ему захотелось лишний раз на тебя посмотреть.
Завадский тоже никуда не денется – я убежден.
– Сволочь, – застонала я.
Он захихикал.
– И это вместо благодарности?
Я стремительно кинулась вперед, нацелившись ногтями ему в морду. Но реакция последовала молниеносная. Видимо, эпизод с Борисом не прошел для него бесследно. Я шмякнулась о стул, на котором он только что сидел, а надо мной угрожающе нависло облако гнуса-альбиноса. Меня охватил ужас, как в той ситуации с Ланой, когда перед носом у меня плясало дуло пистолета. Но, к счастью, Микеле прекратил 'зуззать' и снова материализовался на стуле – на сей раз уже на другом.
– Съела? – захихикал он.
– Врешь ты все, не любил он меня, – опустошенно пробормотала я.
– А вот и любил, куколка!
– Он ведь сам сказал, что я его не интересую.
– Мало ли, что он сказал. Подожди, а действительно, зачем ему понадобилось ???????…??-??,??-??… А вот зачем, – Микеле торжествующе поднял вверх палец. – Он просто боялся.
– Чего боялся? – не поняла я.
– Это неважно, – проговорил Микеле. – Боялся – и все.
– Вот дурак, – сказала я.
– Очень может быть, – согласился Микеле. – А вот о себе я почему-то в нем никаких сведений не обнаружил. Или хотя бы о каком-то условном пришельце.
Странно это. И весьма подозрительно.
На протяжении всей последующей недели я приставала к Микеле с расспросами о
Киселе. Но он почему-то отмалчивался и темнил, тогда как о других рассказывал много и с охотой. Совсем незнакомых людей я знала почти так же хорошо, как саму себя. Может даже лучше, чем себя, поскольку сведения о них я получала беспристрастные. А вот о Киселе я знала только то, что он меня любил. Одна фраза, но она напрочь заслонила собой обилие прочей, даже самой интересной информации.
КИСЕЛЬ ТЕБЯ ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ.
Самое ужасное заключалось в том, что как о человеке я не имела о нем ни малейшего представления. Чего он боялся-то? Я была знакома с Фердинандом, поскольку Кисель старался играть в Фердинанда – сделал из себя человека в футляре в прямом смысле слова. То, что для пришельца действительно было бы скафандром, для человека превратилось в футляр. Конечно, он прекрасно сознавал, куда и зачем я поехала с Борисом в ту ночь, однако никак не проявил своих чувств – ведь Фердинанду ревновать не положено было. Железная выдержка, черт побери! Да и в постели как стойко держался, пока я самолично его не трахнула!
Махнув рукой на Микеле, я сама принялась добывать сведения.
Любопытно, что 'доктором философии А. Киселем' оказались оба родителя Игоря.
Его мать звали Алиной, отца – Андреем. И оба они были докторами философии. У ????????????????????????… дочка Виточка. От некой зловредной стервы Нины
Гаврющенковой. Дочке сейчас было шесть лет, при этом три последних года Игорь с Ниной официально находились в разводе.
Как я все это разузнала – неважно. Связалась кое с кем из его сослуживцев, которые помогли мне выйти на его друзей. Но сколько бы нового я ни узнавала, я по-прежнему проявляла признаки ненасытности. Словно зачарованная, бродила по местам, памятным моему Игореше. Когда-то Кисели жили в одном из старых домов, в двухкомнатной квартире без удобств. Колонка и туалет находились на улице.
Однажды он упал на эту колонку лицом и отбил себе ползуба. А в другой раз один из будущих его друзей чуть было не задушил его: навалился сверху и зажал рот и нос ладонями.
В детском саду он был влюблен в Наташку Смирнову. В школе появились другие пассии: Ленка Барышева, Алла Государская, Галка и Люба (фамилий никто не смог ?????????),??????????…
Ну и, конечно же, Нина Гаврющенкова (про себя я уже именовала ее Гавнющенкова)
– 'довольно смазливый бабец с осанкой баронессы и с соответствующими запросами'.
Игорь очень любил Воннегута и Хемингуэя, 'Битлз', 'Квин' и 'Машину времени'. А из фильмов особенно: 'Короткие встречи', 'Покровские ворота' и 'Кин-дза-дза'.
Я прочла всего Хемингуэя и почти всего Воннегута (кое-что просто не удалось достать), переслушала концерты его любимых ансамблей и пересмотрела любимые фильмы. Короче, постепенно пропустила через себя значительную часть его жизни.
Был соблазн заглянуть и глубже, но в этом мне мог помочь только Микеле, а он молчал как рыба об лед.
Так или иначе, я бродила по тем местам, где любил бывать Игореша. Знаете, на что это походило? Словно я вдруг вспомнила, кем была раньше, и даже опять превратилась в то, чем была раньше: как я тогда жила, чем увлекалась и кого ??????.????????… нынешнюю себя.
КИСЕЛЬ ТЕБЯ ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ.
Сейчас, облачившись в шкуру Киселя, я смаковала это чувство. Подолгу разгуливала у собственного подъезда, пытаясь представить, о чем он думал, глядя на мои окна.
Микеле усердно искал Завадского. А вдруг выяснится, что и Завадский меня ??????…?????-?????… Если бы он меня и в самом деле любил, разве громыхала бы бочка с мазутом?
Впрочем, я уже не была уверена, что бочка гремит именно по Завадскому. А может, по Киселю? По ком гремит теперь эта чертова бочка с мазутом?
Я сходила в областную больницу и постояла у изголовья Игореши. Кривляясь при этом на манер обезьяны в попытке сдержать слезы. Перед глазами возникала навязчивая картина: как долгими вечерами он бродит у моего подъезда, наблюдая за мной и Микеле, и разрывается между желанием объясниться и этим дурацким, необъяснимым – во всяком случае, для меня – страхом. На соседней кровати -
Борис, а вообще в палате лежит человек пятнадцать, и все – жертвы Микеле. К некоторым подключены электрические приборы с осциллографами и пляшущими по бумаге самописцами. Между приборами бродит парень лет тридцати – совершенно лысый. Именно лысый, а не бритый. Лысина прямо-таки сияет в люминесцентном свете. О каждом из здесь лежащих я могла бы рассказать куда больше, чем этот лысый, и даже больше, чем самые близкие их родственники.
Кстати, о родственниках. Когда я только шла к палате, мне повстречалась жена
Бориса Ксения. А теперь, уходя, я неожиданно столкнулась с отцом Игореши. За руку он держал
