несколько раз, добавляя звук. Потом наклонился и потянул Витька за руку. Но тот вывернулся, и, схватив титановую наперевес, злобно уставился на Пауля. Пауль скрылся.
А к вечеру, впервые за последнее время, по округе разлилась благодать в виде ласкового ветерка и розовых от заката облаков. Поджав хвост, дождь ушел. Витек взвинтил темп. Вот он схватился обеими руками за большой камень и уже собрался вырвать его из земли, как тут рядом с говнодавами шлепнулся дымящийся окурок. Витек поднял голову. Сверху его разглядывал высокий стройный блондин лет тридцати. В белой майке и белых джинсах 'Левис Страус'. Вылитый ариец. Только бледность, в отличие от арийской, у него была какая-то болезненная.
– Витек? – уточнил он.
Витек все же напрягся и выдрал камень из земли.
– Нужно поговорить, – сообщил блондин.
– Если ты из тех, кто нашел себе здесь мочалку с немецким гражданством, чтобы пустить с помощью этой мочалки корни, и при этом совершенно не имеет значения, какой у мочалки мерзкий вид – лишь бы зацепиться: руками, зубами, когтями… Нет, не зубами или когтями – членом! Главное, зацепиться в Германии! Хоть членом за мочалку…
Камень вылетел из траншеи, словно выпущенный из катапульты. Витек вновь схватился за лопату и отвернулся, демонстрируя залитую потом спину.
На губах блондина заиграла улыбка.
– Я одинок, как перст. Мало того, я – импотент, и поэтому даже при желании не смогу зацепиться за мочалку членом. И потом, я не в восторге от Германии, честно тебе скажу. В России жить куда веселее. Вообще, в стране, где сплошной бедлам, только и стоит жить. От упорядоченного образа жизни люди вырождаются. Ты посмотри на них…
Блондин сделал всеохватывающий жест руками.
– Все равно проваливай, – ответил Витек. – Ты мне сбиваешь ритм.
– Вот это – деловая постановка вопроса. Время, потраченное на беседу, я тебе потом зачту.
Витек внимательно оглядел блондина и вонзил титановый штык в грунт. Довольно-таки смазливое у него личико, на подбородке – шрам. Блондин вытащил пачку 'Ротманса' и закурил.
– Зови меня Сигизмундом. И давай, выныривай из своей канавы, мы сейчас устроим небольшой брифинг. Или рабочую конференцию, если тебе так больше нравится. Я здесь представляю профсоюз русских землекопов.
Он протянул руку, но Витек запыхтел и выполз наверх без посторонней помощи.
– Значит это тебе должен Олег?
– Ну, не совсем… – Сигизмунд обозрел ландшафт и втянул воздух полной грудью. Видимо, был переполнен положительными эмоциями. – Он должен одному из моих приятелей. Самую малость.
– По фамилии Бас?
– М-м-м… не помню. Да это и не важно. Мой друг просил проверить, не вешает ли твой брат ему лапшу на уши. Только и всего.
– Как видишь, не вешает.
– Что значит, я вижу? – Сигизмунд лучезарно улыбнулся. – Я вижу, что ты корячишься здесь как ишак. Это я вижу. Но я так поверхностно к делу не подхожу.
Витек недоуменно уставился на дымящуюся сигарету.
– Ведь я не просто так, из удовольствия корячусь, мне за это, между прочим, тугрики заплатят.
– Вопрос в том, уложишься ли ты за оставшийся срок. Думаю, нет. Домик-то во-о-он какой. Я бы сказал, солидный домик. Зачем же тогда затягивать спектакль? Не лучше ли будет, если ружье на стене выстрелит без промедления?
– Я все сделаю и заплачу деньги, ружью вообще незачем стрелять.
– А Станиславский был другого мнения…
Внезапно Витьку нечем стало дышать. Словно на голову набросили целлофановый кулек.
– Ты просто не видел, как я работаю! – с трудом вытолкнул он из себя.
Сигизмунд рассмеялся, показывая ровные белые зубы.
– Между прочим, я любуюсь тобой уже целый час! Роешь ты, словно ошпаренный таракан. Художественно роешь, даже не хотелось мешать. Но для того, чтобы успеть вовремя, тебе нужно взорвать хотя бы половину дома.
– Обойдусь и так! – хрипло выкрикнул Витек и закашлялся.
– Обойдешься… – Сигизмунд скривил губы. – Да ты завтра копыта отбросишь. Когда ты начал?
– Шесть дней назад.
Последовало молниеносное движение, Сигизмунд схватил Витька за грязные патлы и притянул к себе.
– Никогда не ври мне, понял?
– Я и не вру, – дрогнул Витек. – Можешь спросить у Пауля.
– Что еще за Пауль?
– Хозяин дома.
– Ладно. – Сигизмунд отпустил Витька и тот брякнулся на колени. – И он действительно обещал тебе тысячу марок?
– Да. Правда, он мог нанять экскаватор, я еще удивился. Но он обещал.
– Козел! – осклабился Сигизмунд. – В канаве тебе и место. Конечно, он мог бы нанять экскаватор, но стоило бы это ему подороже.
– Может быть и козел, – согласился Витек, – только мне непонятно, как из-за тысячи долларов можно угробить человека? У твоего друга что, на жизнь не хватает?
– Нет, ты – не козел, – покачал головой Сигизмунд. – Ты – мудак. Конечно, ему наплевать на эту конкретную тысячу. Но таких, как твой братец, у него сотни. И все должны знать, чем чревато невозвращение денег в срок.
– Значит, показательный процесс?
– Слушай, ты! – заорал Сигизмунд. – Твой братец – ублюдок! Привыкли, бля, строить из себя невинных овечек, жертв обстоятельств. Вы должны четко понять, что все ваши проблемы – именно ваши проблемы, и ничьи больше. Решил – тебе считается, не решил – получи пулю в лоб. Когда придет время, я снова приеду, чтобы кассировать долг. Если будет что кассировать. Если же нет…
Не договорив, он щелчком послал окурок в траншею и уселся в серебристый 'Вольво'. А Витек пополз назад к титановой лопате.
И Сигизмунд тут же пропал, растворился, исчез из памяти, поскольку у задней стены дома грунт оказался еще дерьмовее. Пришлось взяться за кирку. В памяти всплыл какой-то старый мексиканский фильм, в котором длинная цепь каторжников, растянувшись вдоль дороги, орудовала мотыгами. Витек опускал кирку и рядом тысячи каторжников опускали свои мотыги. Граммофон заело и он выплевывал все одну и ту же песню:
'Дороги вы, дороги, желанья сожжены,
и нет у меня ни Бога, ни черта, ни жены,
чужим остался запад, восток – не мой восток,
а за спиною запах пылающих мостов…'
Экскаватор тоже принялся барахлить. У него ныли конечности, а в пояснице, порой, зарождался сильный болевой протест. Витька, правда, это не очень волновало, поскольку он всеми силами стремился не отстать от мексиканцев. Иначе Лещинская и Тарасова уйдут с этими грязными потными каторжниками. А Гизела опять сложила губы неправильным параллелограммом и заявила, что Витек намного более потный и грязный, чем эти мексиканцы.
'Цепляет амулеты оставшимся страна,
и к черту эполеты, и стерты имена,
а мы уходим рано, запутавшись в долгах,
