«Товарищ Чапаев, — сказал бы я, — как бы мне стать таким, как вы? Очень хочется мне стать Чапаевым!» Что бы он мне ответил? Он, может быть, стал бы рассказывать. Про разные конные атаки. Как скакали они вместе с папой, впереди всего конного войска.
Мне спать нельзя. Я могу Баладжары проехать. Как-никак всё же первая станция. Я в общем-то очень выносливый. Эх, быть бы мне часовым! Дали бы мне винтовку. Глядел бы я вдаль. Я бы зорко глядел. Никогда не подвёл бы Чапаева…
Вон дядька в углу спит. Рядом с ним корзины. Я стал думать, что в корзинах. Сейчас все набирают продукты. Несут и везут что попало. Там может быть:
Надоело мне думать. Откуда я знаю, что там может быть!
Поезд стал подъезжать к Баладжарам. Я разбудил Бобу, и мы пошли.
Рельсов-то сколько! Гудки, свистки. Играет где-то гармошка. Поют песню:
Мы с Бобой идём вдоль большого состава. Во всех вагонах военные. Очень трудно найти здесь папу!
Скоро нас окружили военные. Один дал нам кусок колбасы. Замечательная была колбаса! Я такой колбасы никогда не ел. Настоящая военная колбаса! Мы с Бобой её сразу съели.
Мы хотели дальше идти. Искать папу. Но тут паровоз загудел что есть силы. Все стали садиться в вагоны. Поезд тронулся и пошёл, сначала тихо, а дальше быстрей и быстрей…
И тут я увидел папу.
Это был папа, честное слово! В военной форме, в пилотке. Боба не видел его, а я видел. Мой папа стоял на подножке вагона. Он, кажется, нас заметил, даже крикнул нам что-то. Но я не расслышал, что он крикнул. Вагон быстро промчался мимо. Я уверен, что это был папа. Он махал нам, и я побежал за вагоном, а поезд уже вовсю мчался…
19. Обратно домой
Обратно мы шли по шоссейной дороге. Я думал, так будет быстрее. Сначала я пел: «Солнышко ясное, наша жизнь прекрасная!» Потом на спине тащил Бобу.
Я не мог его долго тащить, и мы сели на камень. Кругом жёлтая степь.
Вся трава сгорела от солнца. Мчатся мимо машины. Проехал танк.
Боба как заорёт:
— Папа едет! Вон папа едет!
Он решил, что папа в танке. Почему он так решил, я не знаю. Он стал так орать, что я думал, он лопнет. Хотел бежать следом за танком.
Вы бы видели, как он орал, — грузовик даже остановился.
Шофёр говорит:
— Вы, ребятки, чего?
— Мы, — говорю, — домой идём.
— А малыш чего?
— Папа наш в танке уехал, — говорит Боба.
— Врёт он всё, — говорю, — ни в каком танке он не уехал. Он в вагоне уехал.
Шофёр говорит:
— Всё ясно, хотя не совсем. Ну, садитесь, живо!
Мы сели к нему в кабину. И во весь дух помчались.
— Значит, вы здесь одни, — говорит шофёр.
— Мы, — говорю, — к папе ездили. Мы провожать папу ездили.
— Ах вот оно что! — говорит шофёр. — А мама где?
— Мама дома, мы сами пошли.
— Ну и ну! — говорит шофёр.
— Папа наш капитан Красной Армии, — говорю.
— Совсем хорошо, — говорит шофёр.
— Он с Чапаевым воевал, — говорю.
— Да ну! — говорит шофёр.
— Честное слово! Воевал он с Чапаевым, а Чапаева потом убило…
— Прямо с ним рядом воевал?
— А как же, — говорю, — отдельно, что ли, конечно рядом!
— Интересно, — говорит шофёр.
Ему очень понравилось, что мой папа с Чапаевым воевал. Только он немножко не верил.
— Что, не верите? — говорю. — Очень даже напрасно! А ещё папа был моряком. Он на шхуне «Мария» плавал. Он эту шхуну мне рисовал. Замечательная была шхуна! Парусов — тысяча! Мачты — во! — громадные такие мачты, а нос длиннющий-длиннющий… Только это давно было…
— Ну и ну! — говорит шофёр.
— А вообще папа мой не военный. И не моряк. Это раньше он был моряком. А сейчас папа мой музыкант. Он даже музыку пишет. Только у него не очень получается. Но он всё равно пишет. А мама говорит: не стоит, раз не получается. А вы как думаете, стоит?
— Ну и врёшь же ты всё, — говорит шофёр. — Вроде маленький, а врать горазд. И шхуну приплёл, и Чапаева, а тут ещё эта музыка…
— А вы, — говорю, — у Ливерпуля спросите, он вам скажет.
— У кого?
— У Ливерпуля.
— Что это за Ливерпуль такой?
— Как, — говорю, — кто такой? Ливерпуль — это Ливерпуль…
— Я, — говорит, — с тобой разговаривать не буду, если ты мне будешь глупости говорить…
Я говорю:
— Вот приедемте, я вас с ним познакомлю.
— С кем?
