…И всё северное ушло куда-то в сторону, поезда помчались в обратном направлении — я еду в обратную сторону. Поезд блестит на солнце, как будто серебряный, и солнечные зайчики прыгают по траве и по виноградникам… И Тася, и Алька, и Кафаров встречают меня, и даже Ыгышка встречает меня со своими друзьями…
Когда стихотворение кончалось, я начинал сначала.
Очень нравилось мне это стихотворение!
Мать пошла покупать мне штаны. А я остался. Я не мог даже с ней пойти, чтобы эти штаны примерить. Не могу же я с ней идти в трусах по всему городу. У меня были ещё штаны. Мать перерыла весь дом, но штаны как будто в воду канули. Как будто они испарились. Были почти новые парусиновые штаны, куда они задевались? Это просто чудо какое-то: куда могли деться мои штаны?
…Идут верблюды, и звенят колокольчики, подвешенные им на шею… А пески, наверное, как волны… Громадные такие волны… Ветер дует, и песок стелется по этим волнам…
Какой раз я уже читаю это стихотворение!
Цепочка наматывается на палец и разматывается…
Звенят колокольчики, гудят паровозы, мчатся поезда…
Очень нравится мне это стихотворение!
И вдруг я вспомнил, что из парусиновых штанов мама сшила мне курточку, которая на мне…
Окно
Никогда ещё я не видел такого красивого света в окне. И никогда я не видел такого красивого абажура. Абажур был сиреневый. А лампочка там, наверное, была красноватая. Никогда я не видел такого красивого цвета — это уж точно!
Мы с Кафаровым раза два прошли мимо этого окна. Мы вовсю задирали головы, но так и не увидели там Таси Лебедевой.
Свет из окна освещал деревья. Небо было черно. И дул ветер.
— Может быть, она не там живёт? — спросил я.
— Я-то знаю! — сказал Кафаров.
Почему-то мне стало обидно, что я этого не знаю, а он знает.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Пойдём-ка на ту сторону, — сказал он.
Мы пошли на ту сторону.
Стоя на той стороне, мы вовсю глазели в окно.
— Сейчас она появится, — говорил Кафаров.
— А может, не появится? — говорил я.
— Не может быть, — говорил Кафаров.
— Откуда ты знаешь? — говорил я.
Потом мы сели.
— Мы ведь её сегодня в классе видели… — сказал я.
— Ну и что? — сказал он.
— И завтра увидим, — сказал я.
— Ну и что?
Он даже меня слушать не хотел.
— Гляди-ка! Гляди! — крикнул он.
Там в окне что-то мелькнуло.
— Ты уверен, что это она? — спросил я.
— Конечно!
— А вдруг это её отец?
— Да ну тебя! — сказал он. — Что же, у него в волосах банты, что ли?
— Никаких бантов я не видел, — сказал я.
— А я видел, — сказал он.
— Не было бантов. По-моему, там усы были.
— Это были банты, — сказал он. — Два банта.
— Хорошо, — сказал я. — Были банты.
На окно вышла кошка. Она смотрела на нас. Как будто она специально для этого вышла, чтобы на нас посмотреть. С соседнего балкона на кошку стала лаять собака. Кошка не обращала никакого внимания на собаку. Она, наверное, понимала, что собака не могла её достать.
— Всё-таки мы её видели, — сказал он.
— Это мы отца её видели, — сказал я. — Гляди-ка! Гляди! — крикнул я.
Кто-то рукой задел абажур, и он стал слегка качаться. По занавеске заходили тени. Словно вся комната ожила. Вся комната закачалась…
— Не видел? — спросил я.
— А ты видел? — спросил Кафаров.
— Не то видел, не то не видел, — сказал я.
— По-моему, я видел, — сказал Кафаров.
— Тень? — спросил я.
— Тень, — сказал Кафаров.
— На занавеске?
— На занавеске.
— А может, это не она?
— Я видел банты, — сказал он.
— Не было там никаких бантов.
Сейчас-то я видел ясно. Ему просто мерещились эти банты!
— Два банта, — сказал Кафаров, — два больших банта…
— Может, это бабушка или мать, — сказал я.
— Сам ты бабушка, — сказал он.
Он был уверен, что это была она. Он в этом был совершенно уверен.
И тут мы её увидели.
Она быстро прошла мимо нас. Перешла на ту сторону. Махнула кошке рукой. И вошла в своё парадное. Два громадных банта качались на её голове…
Записка
