не будет!».
Вот другой ученый, историк и знаток православия Д.Е.Фурман пишет в эпохальной книге «Иного не дано», что Россию характеризовал «колоссальный разрыв между передовой «европейской» культурой верхушечного интеллигентного слоя и совершенно средневековым сознанием темной и забитой народной массы», а сегодня, на том же «круглом столе», продолжает эту мысль, опять беря за образец немецкого «мальчика в штанах»: «С народом, в культуре которого выработано отношение к труду, как долгу перед Богом, обществом и самим собой, у которого есть представление о некоем обязательном уровне чистоты, порядка, образования, жить без которых просто нельзя, — вы можете сделать все, что угодно, он все равно быстро восстановит свой жизненный уровень. Вы можете разбить его в войне, ограбить, выселить с земель, на которых сотни лет жили его предки, искусственно разделить его между двумя разными государствами…, как мы это сделали с немцами — все равно пройдет какой-то период времени и немцы будут жить лучше, чем русские и поляки… При этом роль культурного фактора очень устойчива. Как в XVIII веке немецкий крестьянин жил лучше русского, так это было и в XIX веке, и в ХХ в., и, скорее всего, будет… и в XXI веке». Мол, вы, русские, грязнули необразованные, хоть немцев в войне ограбили, а все равно как без штанов ходили, так всегда и будете ходить!
Сейчас в нашей демократической культуре сложился целый веер доказательств того, что русский народ — это нечто из ряда вон выходящее в человеческом сообществе. При этом цель одна, а способы разные (так в застенке на психику истязуемого воздействуют контрастом — «крутой» следователь сменяется мягким, доброжелательным). Конечно, людей, которые, как Д.Фурман, видят в русском крестьянине лишь средневековую дикость и забитость, можно пожалеть, как пожалел такого человека Достоевский («Мужик Марей»). Наверное, невыносимо трудно жить в России, не любя ее деревни и не имея в памяти своего мужика Марея. Но жалость жалостью, а сейчас такие обиженные люди получили духовную (да и политическую) власть, а это всегда кончается плохо, в том числе для властителей. Обиду можно компенсировать любым способом, но только не властью. Чтобы уменьшить напряжение назревающего конфликта, надо по возможности демистифицировать эту власть.
Прежде всего, обратимся к разуму и логике. Утверждения Майминаса и Фурмана — чистая идеология в маске научности. Говоря о трудовой этике «мальчика в штанах», они имеют в виду совершенно особый, даже противоестественный тип, который сформировался в протестантской этике в период, следующий за Реформацией. И в ходе этой Реформации было уничтожено две трети немцев — немецких «мальчиков без штанов». Вы нам предлагаете пойти этим путем? И тогда кучку выживших и непьющих примут в постиндустриальную цивилизацию? Россия с колоссальным упорством старается строить развитое общество без такой ломки и без растворения малых народов в либеральном этническом тигле. Не вы ли в третий раз за столетие срываете эти усилия революциями — неважно под какими лозунгами (всегда прекрасными), обещающими за три-четыре месяца «вернуть нас в цивилизацию»? У нас нет «представления об обязательном уровне чистоты». Но ведь мы в 30-е годы, в бедной стране, создали уникальную систему санитарно-эпидемиологической службы, изучать которую приезжали со всего мира. Почему ее разрушили нынешние либеральные культуртрегеры — так что мы покупаем теперь в подворотне мясо и не знаем, от какого оно живого существа (и живого ли)? Кто же снижает «уровень чистоты»?
Я бы этим «мальчикам в штанах», которые командуют в России конца XX века, ответил словами «мальчика без штанов» конца прошлого:
«
Когда Майминас рисует карикатуру трудовой этики русских, он прекрасно знает, что в ней отражены родовые черты трудовой этики аграрной цивилизации, с ее особым ощущением времени, пространства, ритма и кооперации усилий (кстати, именно такая этика позволила «дикому Средневековью» построить великие соборы). И знает, что живущие в городах лишь во втором-третьем поколении русские даже физиологически являются людьми аграрной цивилизации. Кроме того, цитируя на каждом шагу Вебера, Майминас умалчивает о его важном научном результате: немецкий крестьянин-католик, не реформированный протестантской этикой, по структуре трудовой мотивации схож с русским.
Значит, нам предписано не только умерить свою любовь к нашему мальчику, но и немецкого-то мальчика любить не всякого. И выходит, что вся эта культурно-идеологическая лавина является пока что холодной религиозной войной. И объектом неприязни, а то и ненависти, является культурно-религиозный генотип русского народа (да и всех других народов России). Именно его предлагается разрушить, а рынок, процветание — это все манящие блуждающие огни. И загадка лишь в том, по неведению стараются вызвать этот катаклизм или, наоборот, потому что знают, что спровоцированный им взрыв уничтожит большую часть русского и множество малых народов, очистит ценную «недвижимость» шестой части суши?
Что в глубине души никакой заботы о хозяйственном благополучии России у новых культуртрегеров нет, видно хотя бы из того, где они видят ростки «полноценной нормальной трудовой этики». Майминас их видит лишь в «мутантах рынка с их изуродованной квазирыночной культурой» — теневиках, криминальных буржуа. Потому-то он и упрекает русскую интеллигенцию за то, что она не любила Колупаевых да Разуваевых. Кто же они такие? Да знакомые нам по нынешнему времени типы.
И ведь знает Майминас, что Салтыков-Щедрин подчеркивал: «Повторяю: это совсем не тот буржуа, которому удалось неслыханным трудолюбием и пристальным изучением профессии (хотя и не без участия кровопивства) завоевать себе положение в обществе; это просто праздный, невежественный и притом ленивейший забулдыга, которому, благодаря слепой случайности, удалось уйти от каторги и затем слопать кишашие вокруг него массы «рохлей», «ротозеев» и «дураков». Какой же капитализм прочит России Майминас, призывая любить Разуваевых? Тот, который сейчас и установился — авантюрный, спекулятивный.
Таков же уровень «научности» в утверждении Фурмана о том, что «немец жил, живет и будет жить лучше русского». Кто же это говорит — дебил, все «общечеловеческие ценности» которого свелись к колбасе («гороховице с свиным салом»)? Нет, тонкий интеллигент, историк религии. Что же это стряслось с интеллигенцией — утеряла систему координат и уже не различает больше и лучше, жить и потреблять? И если бы это было редкостью. Нет, это уже просто кредо демократической интеллигенции. Более того, критерием качества жизни у нее стало уже даже и не потребление, а вид товаров на полках магазинов. Пусть старики мрут с голоду, пусть даже я сам не смогу ничего купить — лишь бы витрины были полны и реклама сияла! Не найдешь и религии, которая оправдала бы такую этику.
Многое бы поняли русские люди и гораздо легче было бы им устоять, если бы слышали они о «мальчике без штанов» не от Майминаса, а от самого Салтыкова-Щедрина. И вот разница между западниками старой русской и нынешней, истматовской школы. Уж на что Салтыков-Щедрин был обличителем российских порядков, а и то пишет со спокойной душой:
«Мальчик в штанах» во многом был прав. Гороховица с свиным салом воистину слаще, чем мякинный хлеб, сдобренный одною водой; поля, приносящие сам-пятнадцать, воистину выгоднее, нежели поля, предоставляющие в перспективе награду на небесах; обычай не рвать яблоков с деревьев, растущих при дороге, похвальнее обычая опохмеляться чужим плохо лежащим керосином. Но он был неправ, утверждая, что все эти блага цивилизации настолько ценны, чтоб за них можно было «по контракту» закрепить душу.
В этом отношении, по мнению моему, «Мальчик без штанов» правее. Он соглашается, что у пруссака чище и вольготнее, но утешается тем, что у него, «Мальчика без штанов», по крайней мере, никакого контракта на руках нет. Положим, что его душа, точно так же, как и немцева, не принадлежит ему в собственность, но он не продал ее за грош, а отдал даром. Как хотите, а это очень и очень интересная разница!.. Пусть примет он [русский] на веру слова «Мальчика без штанов»: у нас дома занятнее, и с
