4). И он нашептывает, что Россию, дескать, всегда тянуло на Запад, да цари и большевики не пускали: «Характерно, что пришедшего с Запада Лжедмитрия народ поначалу принял с восторгом и надеждой. Но как реформатор он себя проявить или не успел, или не сумел». Ну прямо как Бурбулис. Далее Кантор указывает на те два зла, которые не дали славному русскому мужичку стать цивилизованным бюргером — православие и татары. О православии обычная песня — из-за него, мол, Россия восприняла консерватизм проклятой Византии. О степняках же Кантор говорит как заядлый расист (где вы, гордые айтматовы и сулейменовы, что же не остановите друга-«демократа»?): «Наследовав от Орды вражду к Западу, к его принципам жизни — упорядоченности, методичности, трудовой выдержке, Московская Русь унаследовала и ее специфику. А специфика кочевого варварства — в паразитарности, в отсутствии собственной производительной силы. Что не исключает, разумеется, производства оружия массового поражения: от луков и стрел до ядерных ракет». Похоже на бред, а — философ, доктор наук!
Поругав русского человека за унаследованную от степняков «паразитарность», Кантор, как хороший педагог, начинает его жалеть, находить ему оправдание. Оно в том, что нам досталось больно много земли, и она нас «поработила». Поди ж ты, а мы и не знали, в чем наше горе. «В России эти пространства были слишком безграничны, — внушает добрый Кантор, — поэтому и служили препятствием материального и духовного развития страны… Это бескрайнее пространство накладывало отпечаток и на социальное мироощущение народа, рождало чувство безнадежности… Освоить, цивилизовать, культурно преобразовать неимоверные российские территории — задача… практически неразрешимая».
Будучи уверенным, что в глазах демократического интеллигента сам образ «паразитарного» степняка опорочен, Кантор именно с этим образом увязывает традиционное и для славянских, и для угро-финских народов России общинное отношение к земельной собственности. Играет, так сказать, на подсознании. А учитывая конъюнктурный всплеск антикоммунизма, он укрепляет образ врага — тюркских народов, представляя их прародителями большевизма. Дается понять, что разрыв с большевизмом должен означать и разрыв русского народа со «степным» началом, началом грабительским и захватническим. И затем, совершенно естественным образом, западник Кантор переходит к сути всего проекта либеральных демократов — к предложению освободить русских от «тяжелого гнета» бескрайних полей. Мол, перестаньте держаться за землю, позвольте купить ее у вас при нынешнем хорошем курсе доллара — и вас, глядишь, примут в европейцы. Он так и пишет: «Сегодняшней европеизации, чтобы состояться, надо суметь разрушить это и поныне существующее в России наследие татаро-монгольского владычества — государственное владение землей». Сколько всего накручено ради этой простой мысли — «отдайте землю, ублюдки!».
Помыслы всех этих философов, Кантора с Мильдоном да Вайля с Генисом, понятны и в условиях плюрализма вполне оправданны — раздробить Россию как огромную застрявшую в горле кость. А до этого — обглодать ее бескрайние поля. Невозможно понять тех русских, татарских и прочих интеллигентов, которые им поддакивают и уговаривают поддакивать верящих своей национальной элите людей. Они что, опять «обманываются»? Так ведь все написано совершенно ясно. Или уже ничего, кроме «Московского комсомольца», не читают? Какая постыдная безответственность и как дорого она обойдется всем, особенно малым народам!
Как сжить со свету русских?
В прошлой статье я говорил, что первый важнейший результат реформ — создание общества с
Говорю системный, ибо суть его не в том, чтобы физически уморить русских (хотя и это есть), а чтобы подорвать или изменить все компоненты национального бытия, которые и определяют человека именно как русского. Нам говорили, что цель реформы — уничтожить и перестроить все структуры, несущие «ген коммунизма» — КПСС, КГБ, колхозы, Академию наук, и т.д. и т.п. А теперь-то мы видим: уничтожают все, несущее «ген русскости». Вплоть до школы дикторов радио и телевидения — интонационный строй сменили с русского на американский.
Надо сделать одну оговорку. Говоря о реформе, мы всегда впадаем в грех телеологии — представление, будто такие сложные процессы идут по заранее предначертанному плану. На деле реформаторы лишь толкнули общество в определенный «коридор», запустили цепной процесс, который их уже волочет, как слепая сила. Оправдывает ли это тех, кто принимал такое решение? Нисколько. Избранная формула реформы была ранее досконально изучена (в том числе с трагическими исходами, как в Югославии). Если это и была ошибка, то преступная. Так придурок толкает с горы камень на спящих внизу людей — камень, мол, наделает грохоту и разбудит лежебок. А камень цепляет другой камень и порождает камнепад, под которым погибают спящие. Мальчик ошибся? Судить об этом можно по его поведению. Одно дело, если он сам кидается в пропасть или, рыдая и обдирая руки, спасает заваленных. Другое, если, улыбаясь с телеэкрана, объясняет: цель достигнута, грохоту наделал, камни, согласно теории, падали вниз, раздавило не всех, главное — продолжить это дело. Тогда мы можем подозревать, что перед нами не придурок (или не только он).
Начнем с очевидных ударов, нанесенных камнями реформы по русскому народу — с его физического изживания. По сравнению с 1988, последним стабильным годом, в 1992 г. в РФ родилось на 761 тыс. меньше детей. Но это были дети, зачатые в преддверии реформы, еще до шока. Мы с ужасом ожидаем сведений о 1993 годе. А умерло в 1992 г. на 238 тыс. больше, чем в 1988. Потеря — ровно миллион жизней. И напрасно энтузиасты реформы дают людоедское оправдание: мол, реформа «подберет стариков», и нация станет мобильнее. Основной урон понесли поколения трудоспособного возраста — кормильцы нации. И на 95 тыс. жизней больше унесли травмы и несчастные случаи — прямой результат шока. На 95 тысяч больше за один только год!
Каковы «демографические ожидания» реформаторов? Они почти уверены, что рождаемость резко снизится. Иначе как понять такие действия государства (а не «стихии рынка»): раньше стабильно вводилось роддомов на 3 тыс. коек в год (в 1988 г. 3159). А в 1992 г. ввели по всей России 47 коек! При том, что выбытие больниц и роддомов резко увеличилось (кстати, ввод больниц упал в 5,3 раза — тоже «прогресс» немалый).
Это — смерть или нерождение, «полная» судьба личности. А если считать народ единым целым, то и сокращение жизни его частиц — это частичное умирание народа. В 1992 г. средняя ожидаемая продолжительность жизни живых упала на 3,1 года. Народ «умер на 4,6%», это эквивалент почти 7 млн. человек. По каким точкам в организме ударила реформа? Прежде всего по тем, которые уязвимы для стресса. Идет эпидемия «болезней страха и тоски». Заболеваемость язвой возросла на 51,2%, болезнями крови и кроветворных органов на 67%. А ведь это пока что только предчувствие безработицы. Какими «благами рынка» можно окупить это состояние души огромного народа? Да никакими. Цель — создание именно этого состояния души, а никакой не «рынок».
Посмотрите на молодежь — опору реформы. Как пелось в агитпесенке «Выбора России», «то поколенье, что выбрало Пепси». Не удержусь от замечания: любое другое поколение в России за тысячу лет ее истории восприняло бы такую квалификацию как оскорбление. И вспомню «философию имени» А.Ф.Лосева: изначальный смысл слова тайным образом связан с объектом. «Пепси» происходит от слова пепсин — разлагающий ткани фермент желудочного сока (изобретение «Пепси» — добавление в напиток разложенного пепсином молочного белка). Поколенье, выбравшее свою судьбу — стать объектом разложения идеологическим «пепсином». Радо ли оно сегодня? Вот доклад Комитета РФ по делам молодежи: «Более трех четвертей молодых людей испытывают чувство неудовлетворенности жизнью. Фиксируется быстрое нарастание (за год в два раза) страха перед будущим. По данным опроса в феврале 1993 г. 24,3% молодых людей боятся будущего как такового. В структуре конкретных страхов на первом месте страх перед войной на национальной почве, далее идут одиночество, бедность, болезнь, бандитизм, возможность
