чувствует, что можно, а чего нельзя. Именно нутром! Когда ему приказали любить Горбачева — он это еще мог объяснить (дал свободу, сломал и т.д,). Но вот ему жестко велели любить Гайдара. Спрашиваю, даже у видных экономистов: почему? Задумается, и сам поражен — действительно, почему? О политике Гайдара ничего не знает, а если знает, то признает, что она губительна. А вот — любит! Был ему вкрадчивый голос из телевизора. Завтра тот же голос даст отбой, и Гайдар станет ему омерзителен.
Так вот, в эту же паутину полезли, причмокивая, наши интеллектуалы. Уже с конца 70-х пошли странности — эпидемии той или иной «моды». Вдруг вытаскивали из забвения какого-то философа и начинали бормотать: «Кьеркегор, Кьеркегор», — не прочтя ни строчки. Взмах палочки — и уже: «Хайдеггер, Хайдеггер». Потом, православия ради, «о. Флоренский, о. Флоренский». А все это была строевая подготовка, выработка рефлекса на сигнал команды. Уже потом пошли «общечеловеческие ценности», «демократия» и прочая чушь, которую в здравом рассудке никто бормотать бы не стал.
Но разве это фатально? Можно лишь сказать, что риск летального исхода для России велик, но исход не предопределен. В среде интеллигенции идут противоречивые процессы, осмысление катастрофы (хотя, стыдно сказать, катастрофу наконец-то осознают на своей шкуре). Растет невидное пока сплочение патриотической части, уезжают на хлеба Евтушенки. Теряют паству безумные трибуны — ну кого сегодня увлечет воспаленный Нуйкин? А Г.Попов и Гайдар перестали казаться красивыми даже самым неисправимым демократкам. И ведь почему-то приходится им называть себя патриотами. Мыслимо ли это еще два года назад? Почитайте их тогдашние статьи. Пусть этот поворот в словах — но ведь без него уже нельзя.
А нельзя потому, что ни сломать, ни свернуть всю махину русского самосознания реформаторам не удалось, зря махали десять лет своими шпагами. Да, выделились «новые русские», которым Мазепа ближе, чем Кочубей, а Смердяков ближе, чем Митя Карамазов. И даже пришли они к власти, но ведь уже видно, что они с ней не справятся. В их же психозах мы обретаем надежду. Ходят они по улицам, с лицом и фигурой адвоката Макарова, в шелковых тренировочных костюмах, чуть не в пижамах — такая у них национальная одежда. Поближе узнаешь — охватывает жалость. Вот, один из этих хозяев жизни в истерике: я кормлю семь тысяч боевиков, попробуете у меня вырвать собственность — оставлю выжженную землю. Другой планирует: успею, успею уехать, а там сделаю себе пластическую операцию — не найдете. Врачи утверждают: дети «предпринимателей» страдают неврозами в большей степени, чем дети ограбленных и обедневших. Да сам инстинкт жизни заставит многих из этих людей сдвигаться от невыносимой конфронтации со своим народом к «норме». Не от них исходит смертельная угроза России, они лишь ослабят ее разграблением.
Опаснее честные, в пиджаках и галстуках, космополиты с уже «протестантской» этикой. Если формулы покажут, что это выгодно, они умертвят Россию походя, обглодают до косточки — но через компьютеры, не пачкая рук. Этой проблемы просто для них уже нет — ибо нет уже для них ни Россий, ни Латвий. Но от нас зависит, чтобы это стало им невыгодным или опасным. Надо знать их формулы и делать ходы самим, не только дергаться на их ниточках. Но нет у них ни мистической силы, ни страстной ненависти. Успеем изменить ход дел до того, как нас обессилят необратимо — они же помогут нам подняться, тоже из выгоды.
Силу противникам России дает именно то, что они соединились в систему: политики с кулаками гориллы и разумом ребенка-дебила, бизнесмены — роботы монетаризма, буржуа-потребитель, для которого «пусть весь мир погибнет, а чтобы чаю ему всегда пить» — и наши демократы, попутчики всех этих духовных лидеров. И наше спасение не столько в беззаветной борьбе против каждой частной силы, сколько в расчленении системы, лишении ее того кооперативного эффекта, который и определяет ее силу. Эта система непрочна, и никакая великая идея, хоть бы и дьявольская, их не объединяет. Даже идеи-пустышки наших либералов уже иссосаны. А цена западной крови столь непомерно велика, что нестерпимы им уже и удары костыля голодного сомалийца. Они идут только на войны, «уговоренные» с жертвами. А мышление потребителя формируется в супермаркете. Тут контраст с русскими, которые сыты утопией, потрясающий. И чуть их прижмет — из системы выпадают целые куски.
Помню, в 1989 г. один старый профсоюзный лидер сказал в Испании вещь, которая тогда удивила: «Первыми, кто начнут жрать дерьмо в результате перестройки, будут испанские рабочие». Так и вышло, иностранные фирмы стали закрывать свои заводы и переводить их в Венгрию да Чехию, — хоть и испанцам платили немного, а чехам и венграм в 5 раз меньше. К нам-то совсем было бы ладно, да чиновники- демократы больно жадны до угощения, дороже обходится. А закрыть завод фирмы Сузуки в Андалусии — это оставить без средств к существованию целый город. И идут они маршем протеста до Мадрида в одних трусах — мол, раздели нас японцы, а им тот старик напоминает: хоть бы вы все подохли, это входит в правила игры, которые вы подписали. Кричите «ура» Горбачеву. И резко изменилось отношение к нашей перестройке: жадно, с интересом слушают, хотят понять, что же натворили русские с их одобрения. Значит, не монолитная это система, можем мы немного, но ослабить хватку, разжать хоть один палец. Запад еще не совсем тоталитарен, и разлад в общественном мнении для него важен.
Россию вовсе не убили, а загнали, как лошадь, в болото, где облепили ее оводы и слепни. Будет дергаться — утонет, замрет — высосут до капли. Вот проблема — осторожно нащупывать дно в трясине, под радостные или горестные комментарии тех, кто занял удобные кочки зрения.
Россия держится. Удивляться надо именно этому — ведь уже 9 лет идет тотальная война. Шесть лет народ живет без власти и против власти, работает вопреки своей выгоде. Но не превратился в волчью стаю и даже не ожесточился. Рядовые граждане держат оборону в окружении честно — гнутся, но не ломятся, и ждут командиров. Но те подкачали — вот в чем беда. Ритуально ругают власть, чокаются с ней на приемах мрачно. Ругаются между собой. Учиться не хотят — уж и массы их в своем развитии обогнали. Обогнали, но ждут, знают, что без командиров выжить можно, но победить нельзя. Не дождутся — начнут собираться сами, с большими потерями и разрушениями. Это последний шанс. Ведь уже видно: как бы мы ни хотели, превратиться в бюргеров не сможем. Не сумеем устоять — исчезнем, как индейцы США. Заселить наши пространства «годными» людьми — биомассы хватит. И надеяться на тайную силу России, которая ее спасала во всех передрягах, я не могу. Россию спасали ее сознательно собравшиеся для этого жители. А такими тяжелыми передряги бывали именно потому, что собирались слишком медленно. Могут ли сегодня не успеть собраться? Да, могут. Обленились душой и телом, и командиры сдали против прежнего. Значит, гибель России теоретически возможна.
Но погибла ли она уже? Убили ее? Да ничего подобного. Хотя кричат или шепчут это сегодня люди самых разных категорий. Одни — слишком впечатлительные, поэтические натуры. Другие — кто пристроился, как ни противно, к режиму и ищет себе оправдание. Третьи — обычные дезертиры, которые не хотят тянуть лямку в грязи и будущей крови. Но ни расслаблять, ни успокаивать себя этим «оправданием» мы не имеем права. И не надо нам против шести миллиардов, не враг нам род людской. А надо вместе с ним — против нарождающегося глобального фашизма, который загоняет в болото уже все человечество.
Разбор полетов в момент передышки
Перед нами график, который подводит исчерпывающий итог перестройке и «реформе Гайдара» — динамика рождений и смертей в России. В ней отражено состояние жизнеустройства — всего того, что определяет телесное и духовное здоровье нации и всех ее клеточек. По оценкам, данным в докладе Минздрава (с. 23), убыль населения в РФ в 1993 г. составит 4,76 человека на 1000. Семьсот тысяч! Скачок более чем в три раза за один только год. График, представляющий всю РФ, еще скрывает тот факт, что самый тяжелый надлом произошел в сердце России: убыль населения уже в 1992 г. была здесь гораздо больше, чем средняя по стране (1,5 человека на 1000). В Северо-Западном районе она составила 6,1, в Центральном 5,6, а в Центрально-Черноземном 4,5. Но сейчас — не о цифрах, а о картине в целом.
В 70-80-е годы Россия переживала то, что назвали «застоем». Истощились экономические и духовные ресурсы первого этапа индустриализации, нужна была структурная реформа. Мы переживали эту болезнь роста исключительно мягко, избегая, благодаря плановой системе, тяжелых потрясений. Страны, вошедшие в индустриальную революцию раньше нас, на этом этапе сорвались в тяжелейший кризис 30-х годов (приведший ко второй мировой войне). Застой — не кризис, и над планами преобразований, которые вывели
