смог бы пройти по волнам, которые нас захлестывают.
— Этот пятиярусник Птолемея все еще в Эгейском море, — ответил Диоклей. — И над ним, наверное, светит солнце.
— К воронам его, — заключил Менедем.
Диоклей приподнял бровь.
Менедем повторил свои слова, на сей раз громче. Диоклей кивнул, показывая, что понял. Ветер начал выть и свистеть в такелаже. Менедем склонил голову к плечу, оценивая снасти от ахтерштага до бакштага. Судя по звукам, им не грозило немедленное падение… пока не грозило.
Соклей добрался до юта. Как и все остальные на борту «Афродиты» — включая самого Менедема, — он смахивал на вымокшего щенка. Вода капала с его носа и бороды. Он что-то сказал, по крайней мере, губы его шевельнулись, но Менедем не разобрал ни слова. Тогда Соклей заорал прямо в ухо брату:
— Как у нас дела?
— Мы держимся на воде! — закричал в ответ Менедем.
Это было не таким уж большим утешением, но, как и на вопрос Филиппа, Менедему больше нечего было ответить. Он закричал снова:
— Как там наши павлины?
— Насквозь промокли, — ответил тойкарх. — Избыток влаги может отрицательно повлиять на хумор человека и вызвать мокроту в легких. Остается надеяться, что с птицами такого не бывает.
Менедем недовольно поморщился — к сожалению, этот всезнайка был прав. Когда речь шла о павлинах, им оставалось лишь надеяться. Менедем ненавидел такие ситуации. Ему хотелось всегда хоть как-то влиять на события. Он был капитаном судна и в море обычно многое было в его власти, но что он сейчас мог поделать с расстройством хумора… или что там вызывает болезнь? Ничего не мог — и прекрасно это сознавал. Самые лучшие лекари и то далеко не всесильны. Ну что же… Придется надеяться на лучшее.
— Клетки хорошо закреплены? — спросил Менедем.
Вот тут, если придется, он сможет что-то предпринять.
Но Соклей кивнул.
— Скорее судно потонет, чем они отвяжутся.
— Не говори так! — воскликнул Менедем.
Он благодарил богов, что единственный слышал эти слова. И очень надеялся, что ветер отнес слова так, что даже боги не смогли их расслышать.
— Мы потонем?
Соклей не казался испуганным. Как обычно, он говорил заинтересованно, с любопытством. Как будто просто участвовал в философской дискуссии и это вовсе не было вопросом его жизни и смерти.
— Не думаю, — ответил Менедем. — Во всяком случае, если шторм не станет сильнее.
Однако шторм как раз становился сильнее: ветер дул все яростнее и завывал в снастях все пронзительнее. Менедем понятия не имел, сколько уже длится непогода, он мог прикинуть время, лишь видя солнце, движущееся по небосводу, а солнце давно исчезло.
Менедем развернул «Афродиту» прямо против ветра. Качка на киле стала сильней, он чувствовал, что каждые несколько ударов сердца судно как будто то карабкается на холмы, то скатывается в долины. Но теперь корабль, по крайней мере, не раскачивался из стороны в сторону, а таран и водорез гарантировали, что акатос не зачерпнет слишком много воды.
Таким вот образом торговая галера прокладывала путь на север. Пара больших волн разбилась о форштевень, но и только. Соклей пробрался вперед и помахал рукой, чтобы дать знать Менедему — павлины пока в порядке.
Менедем хотел было помахать в ответ, но не осмелился снять ладонь с рукояти рулевого весла даже на мгновение.
Небо стало еще чернее. Сперва Менедем испугался, решив, что шторм вновь усиливается, но потом понял, что просто надвигается ночь.
— Хочешь, я тебя сменю, шкипер? — предложил Диоклей. — Ты уже очень давно правишь судном.
Пока келевст не упомянул об этом, Менедем и не осознавал, как вымотался. Но он и впрямь слишком долго простоял на одном месте. Ноги ныли, руки и плечи болели, рукояти рулевых весел заставляли болезненно отдаваться в теле каждый новый толчок морских волн. Менедем открыл было рот, чтобы ответить начальнику гребцов, но вместо этого зевнул.
— Ты справишься? — спросил он.
— Думаю, да, — ответил Диоклей. — Если почувствую, что устал, кликну одного из гребцов, чтобы он ненадолго меня сменил. У нас полно людей, которые провели в морях достаточно времени, чтобы изредка практиковаться в управлении судном. Все, что нужно, — это держать «Афродиту» прямо по ветру, так?
— Я не хочу, чтобы волны били в борта, — ответил Менедем. — Тогда мы все можем шлепнуться на задницы.
Диоклей снова потер свое кольцо.
— Ты прав. Иди поспи немного, если сможешь.
Менедем сомневался, что сможет заснуть, когда «Афродита» подпрыгивает на волнах и дождь льет как из ведра. И все-таки он улегся на юте, даже не позаботившись о том, чтобы укрыться. Какой смысл укрываться в такую-то погоду? Он закрыл глаза…
А когда открыл их, все еще было темно. Менедем сперва усомнился, что вообще спал, но тут заметил, насколько более плавным стало движение галеры. Дождь все еще лил, но уже не был таким сильным.
— Сколько сейчас времени? — спросил он человека, стоявшего на кормовых веслах.
— Точно не скажу, капитан, но за полночь уже перевалило, — ответил тот.
Это был не Диоклей, а плотный моряк по имени Хагесипп.
— Давно сменился начальник гребцов? — поинтересовался Менедем.
— Я совсем недолго стою на кормилах, — пояснил Хагесипп. — Он передал мне их как раз, когда погода стала улучшаться.
— Это похоже на него.
Менедем зевнул и потянулся. У него все еще ныло все тело, но пора было возвращаться к своим обязанностям. Ведь как-никак «Афродита» была его судном.
— Теперь я возьму рулевые весла, Хагесипп. Иди поспи. Можешь лечь на мое место, если хочешь.
— Если не возражаешь, капитан, я лучше вернусь на свою банку. Я привык спать на ней, когда мы в море.
И Хагесипп двинулся к середине акатоса.
— Как хочешь. — Менедем хлопнул моряка по голому плечу.
Хлопок прозвучал громче, чем он ожидал: его рука была мокрой, как и тело Хагесиппа.
Теперь, когда дождь стал не таким сильным, сквозь его шум можно было расслышать храп. Гребцы, не сидевшие на веслах, торопились отдохнуть, пока есть такая возможность. Менедем вспомнил о павлинах: как они перенесли шторм?
Он пристально посмотрел в сторону бака, надеясь увидеть там длинную, угловатую фигуру Соклея, вырисовывающуюся на фоне неба. Не увидев двоюродного брата, капитан слегка рассердился. Он знал, что это глупо — Соклей тоже имел право на отдых, — но ничего не мог с собой поделать.
Поскольку Менедем был раздражен, он не сразу понял, что на севере видны звезды. Дождь ослабел, превратился в моросящий, а потом и вовсе кончился. Над «Афродитой» проносились облака. К тому времени как розовоперстая Эос начала раскрашивать восточный небосклон, шторм стих как и не бывало.
Диоклей открыл глаза, увидел, что Менедем стоит на рулевых веслах, и сказал:
— Что ж, я не сомневался, что увижу тебя именно здесь. Когда ты принял вахту у Хагесиппа?
— Где-то после полуночи, — пожав плечами, ответил Менедем. — Так он мне сказал, и откуда мне знать точнее?
— Неоткуда, — согласился келевст.
Он встал, потянулся, как недавно потянулся Менедем, и огляделся по сторонам.
