тот выругался.
А тойкарх сказал:
— Я же говорил тебе, что слежу за всем. — И продолжил свой путь, чтобы снова наблюдать за павлинами.
Все шло своим чередом, когда в полдень шестого дня, считая с тех пор, как они оставили Закинф, впередсмотрящий на носу — на этот раз не Аристид, а Телеф, один из тех, кого Диоклей подобрал в последний момент перед уходом с Родоса, — прокричал нараспев:
— Земля! Земля прямо по курсу!
Менедем, стоявший на кормовых веслах, сказал:
— Неплохо. Отнюдь неплохо. Шторм нас почти не задержал.
Он громко окликнул Телефа:
— Ты не видишь, что там за земля? Это должна быть Италия, но рядом с какой примерно частью берега мы находимся?
— Прости, капитан, не могу сказать, — ответил моряк. — Я впервые в этих водах.
Соклей тоже пристально всматривался в горизонт на северо-западе, как и все остальные на «Афродите», кроме сидевших на веслах моряков. Последние, естественно, смотрели в другую сторону. Соклей пока не видел земли.
Он встал посреди судна, рядом с павой, которая вспрыгнула на банку гребца. Пава тоже уставилась вперед, но всего лишь на пару биений сердца. Потом, воспользовавшись тем, что Соклей на мгновение отвлекся, она подпрыгнула вверх и, захлопав крыльями, рванулась вперед, словно хотела добраться до далекой земли.
Ее движение привлекло внимание Соклея — на мгновение позже, чем следовало.
— О боги! — закричал он в ужасе и схватил птицу.
Но в своем отчаянном броске он сумел ухватить только хвостовое перо — никому не нужное хвостовое перо.
— О боги! — закричал он снова, когда пава плюхнулась в море примерно в десяти локтях от «Афродиты».
— Табань! — закричал Диоклей. — Остановите судно!
Соклей сдернул через голову тунику и сам вспрыгнул на скамью гребца, готовый нырнуть вслед за павой — в отличие от большинства гребцов, он умел плавать.
Но, прежде чем он оказался в воде, пава, которая плыла на удивление споро, испустила вопль и исчезла.
Соклей так и не узнал, кто ее схватил — акула? один из дельфинов? — но она исчезла.
Всплыло лишь несколько пузырей. Вот и все.
— Продолжайте грести, — велел Менедем морякам безжизненным от потрясения голосом. — Продолжайте, теперь уже все равно.
Когда гребцы вошли в обычный ритм, капитан «Афродиты» произнес одно только слово:
— Соклей. — И жестом велел двоюродному брату подняться на ют.
Алексидам злорадно засмеялся, когда тот проходил мимо него. Не замедляя шага, тойкарх ударил наемника по лицу.
Соклей поднялся на ют с таким видом, будто его собирались пырнуть мечом. Диоклей молча уступил ему дорогу.
Подойдя к Менедему, Соклей сказал:
— Говори все, что хочешь. Делай все, что захочешь. Я заслужил самое суровое наказание.
— Что толку теперь ругаться, — ответил Менедем. — Все равно уже ничего не исправишь. Я с самого начала думал, что, если мы доберемся до Италии со всеми павлинами, то это будет почти невероятное везение. Нам почти это удалось. Хвала богам, мы не потеряли самца.
Он хлопнул Соклея по спине.
— Мы продадим оставшихся птиц по чуть более высокой цене, вот и все. Забудь.
— Спасибо, — прошептал Соклей.
А потом, к собственному удивлению и ужасу, он ударился в слезы.
ГЛАВА 6
Лодка с «Афродиты» прошла сквозь луч света и пристала к берегу в паре сотен стадий от Тарента — как и надеялся Менедем. Он кивнул двум гребцам.
— Вытащите этого ублюдка, — он показал на Алексидама, — и развяжите ему руки. Ноги пусть развязывает сам. Это займет у него некоторое время — мы связали его крепко.
— А если варвары найдут меня прежде, чем я развяжусь? — спросил Алексидам.
Под глазом у него, как напоминание об ударе Соклея, красовался синяк.
«Надо было сразу перерезать ему горло», — подумал Менедем.
— Что ж, такое может случиться, — согласился он. — Тебе некого винить в этом, кроме себя самого. Мне следовало бы вообще не отдавать тебе твои пожитки. Если пикнешь еще хоть слово — я так и поступлю.
Алексидам заткнулся.
Моряки вытащили его из лодки. Как куль с ячменем. Они бросили рядом с Алексидамом его холщовый мешок; оружие и доспехи стукнулись друг о друга. Один из моряков развязал наемнику руки. Потом Менедем и его люди снова столкнули лодку воду и стали грести обратно к «Афродите», которая стояла в двух или трех стадиях от берега.
— А какие варвары здесь живут? — поинтересовался один из моряков.
— Думаю, в этой части живут салентины, — ответил Менедем. — Они очень похожи на иллирийцев, обитающих по другую сторону Адриатики.
— Значит, поганые ублюдки, — заключил моряк. — Надеюсь, они и впрямь доберутся до Алексидама. Самое паршивое то, что он тоже с Родоса, как и мы.
— Мне плевать, откуда он, — заявил Менедем. — Я очень надеюсь, что никогда больше его не увижу.
Когда они встали борт о борт с «Афродитой», Соклей подал Менедему руку и помог подняться на акатос.
— Спасибо, — еще раз сказал он брату. — Я думал, ты меня… Просто даже не представлял, что ты сделаешь, когда птица сиганула за борт.
В тот момент, когда пава прыгнула в море, Менедем и сам не знал, что он сделает. Его первым побуждением было убить Соклея на месте. Но он был человек отходчивый.
— Ты сейчас наказываешь себя куда сильнее, чем смог бы наказать тебя я, даже если бы занимался этим целый год, — объяснил брату Менедем.
— Верно. — Соклей поколебался, потом добавил: — Я-то знаю, что это так. Я не знал, понимаешь ли ты.
— Ну ладно, хватит об этом. — Менедем оглянулся на берег. — Что-то Алексидама не видно. Должно быть, он развязался. Жаль.
Менедем перевел взгляд на заходящее солнце.
— И мы не доплывем до ночи до Тарента. Это тоже жаль.
— Полагаю, ты не собираешься на ночь выбираться на берег? — сказал Соклей.
— Еще чего! — воскликнул Менедем. — Ты что, думаешь, я дурак или сумасшедший? Эти италийские варвары набросятся на нас, как лисы на кроликов.
И только когда уголок рта его двоюродного брата едва заметно дернулся вверх, Менедем понял, что его поддели.
Он возмущенно ткнул в Соклея пальцем.