— Именно так я и рассуждал, — ответил Менедем. — Я и сам повешу на пояс меч. И ты тоже должен последовать моему примеру.
— Я? — изумился Соклей. — Но я ведь безнадежный недотепа, когда дело доходит до драки.
— А кто это знает? Мы с тобой, но никак не Геренний Эгнатий. Зато он увидит, что ты выше всех остальных торговцев и что у тебя на поясе меч. Человек, не видевший, как ты упражняешься в гимнасии, не захочет связываться с тобой.
Напрашивался очевидный вывод — любой, кто был тому свидетелем, не посчитал бы Соклея серьезным противником. Увы, это было правдой, поэтому Соклей не стал обижаться, а только сказал:
— Ладно, сейчас пороюсь в своих пожитках. Надеюсь, я не оставил меч на «Афродите».
— Этого еще не хватало! — воскликнул Менедем. — Почему ты не захватил оружие?
— Тарент — цивилизованный город, — с достоинством ответствовал Соклей. — Разве я варвар, чтобы идти в город вооруженным?
Но, по своему обыкновению тут же посмотрев на дело с другой стороны, продолжил:
— Конечно, Тарент не обычный полис, подобный полисам в Элладе, потому что здесь совсем рядом, у границы, италийские варвары. А еще дальше на север есть города, которые раньше были эллинскими, но потом их наводнили италийцы.
— Спасибо за урок истории, но прибереги его для другого раза, — сухо проговорил Менедем. — Все, что тебе сейчас нужно, — это отыскать свой меч.
Соклей порылся в дорожных мешках, которые принес с корабля, и, как ни странно, все-таки обнаружил на дне второго мешка свой меч.
Он прицепил его к поясу. Бронзовые ножны хлопали юношу по левому бедру, и он непроизвольно слегка наклонялся вправо, чтобы уравновесить тяжесть лезвия и ножен.
Менедем в отличие от двоюродного брата выглядел с мечом на бедре очень внушительно.
— Знаешь, что бы я еще хотел иметь? Копье гоплита, — сказал он.
И тут кто-то постучал в дверь дома.
— Если самнит вернулся так скоро, я бы тоже не отказался иметь копье, — заметил Соклей.
Но это оказался не самнит — это был Аристид, вернувшийся с «Афродиты» с Диоклеем и еще с полудюжиной моряков.
— Говорят, вы продали пару птиц, а? — спросил начальник гребцов. — Должно быть, за порядочную груду серебра. Неудивительно, что вы желаете позаботиться о том, чтобы и вправду ее получить.
Он принес вместо меча толстую дубинку с железным наконечником. Не хотелось бы Соклею с ним сразиться.
Двое моряков выглядели слегка потрепанными после возлияний, но, казалось, все готовы были драться, если дело до того дойдет. Соклей надеялся, что все же не дойдет. Но его двоюродный брат был прав: если заранее приготовиться к неприятностям, меньше шансов, что они нагрянут.
Некоторое время спустя снова раздался стук в дверь. Соклей открыл ее: на пороге стоял Геренний Эгнатий, тоже с мечом на бедре. Четыре коренастых широкоплечих человека, маячивших за его спиной, не походили на рабов — они больше смахивали на воинов. Все четверо в шлемах, трое — в бронзовых, один — в железном. Один самнит держал копье, остальные были при мечах.
Увидев меч на поясе Соклея, Геренний Эгнатий сказал:
— Я не хотел, чтобы меня ограбили по дороге.
— Само собой, — согласно кивнул хозяин. Он шагнул в сторону. — Входи.
Слуги самнита и моряки с «Афродиты» уставились друг на друга. Похоже, Геренний Эгнатий не удивился при виде вооруженных эллинов.
— Вижу, вы из тех людей, что никому не позволят обойтись с собой несправедливо, — сказал он. — Это очень хорошо.
— Похоже, вы относитесь к точно таким же людям, — заметил Соклей, слегка приподняв брови.
— Конечно, — мягко ответил Геренний Эгнатий. — Может, это и к лучшему — значит, между нами не будет никаких недоразумений.
— И вправду. — Соклей приподнял брови чуть выше. — Надеюсь, ты захватил с собой не только своих слуг, но и деньги, на тот случай, что они тебе вдруг понадобятся?
— Разумеется, захватил. — Если Геренний Эгнатий и заметил сарказм родосца, он не показал виду.
Самнит заговорил с одним из своих людей на осканском. И вновь Соклея поразило то, насколько этот язык похож на язык эллинов, хотя он и не мог разобрать ни слова. Гереннию Эгнатию пришлось повторить свои слова еще раз, повысив голос: его слуги были зачарованы видом павлина. Они, похоже, даже забыли о вооруженных моряках с «Афродиты».
Кожаный мешок с серебром, который слуга самнита протянул Соклею, был приятно увесистым.
— Благодарю, — сказал Соклей.
Судя по тому, как слуга пожал плечами, он не знал эллинского.
Соклей повернулся к Гереннию Эгнатию.
— Как только я сосчитаю монеты, птицы станут твоими.
На пересчитывание семидесяти пяти драхм ушло немало времени. В мешке оказалось меньше восьмисот семидесяти пяти монет, потому что там попадались дидрахмы и тетрадрахмы, а также куски серебра стоимостью в одну драхму. Не все монеты были из Тарента, многие оказались из Сиракуз. Соклей пошел в заднюю комнату и взвесил сиракузскую драхму, положив на другую чашу весов тарентскую. Убедившись, что монета из Сиракуз тяжелее, он вернулся и продолжил считать, не проронив ни слова.
Наконец он кивнул.
— Это полная плата за павлина и одну паву, — официально сказал тойкарх и протянул руку Гереннию Эгнатию.
Самнит так же официально ее пожал.
— Как мне доставить птиц в дом моего гостеприимца? — спросил покупатель.
— Если не возражаешь, я могу продать тебе клетки, в которых мы привезли птиц из Эллады, — предложил Соклей. — Или можешь просто обвязать вокруг их шей веревки, чтобы павлины не убежали, если предпочитаешь такой вариант. Я бы на твоем месте не стал пытаться просто провести их по улицам Тарента — эти птицы умеют бегать почти так же быстро, как человек.
Геренний Эгнатий вновь распрямил плечи и ответил с гордостью, достойной любого эллина:
— Я думаю, пять человек смогут управиться с двумя птицами.
Он перешел на осканский, произнес несколько фраз, и его спутники кивнули. Они тоже считали, что вполне могут справиться с павлинами.
Соклей пожал плечами.
— Птицы твои, о почтеннейший. Делай с ними, что хочешь. Ты задал мне вопрос, и я ответил на него, как умел.
Возможно, этим людям приходилось раньше пасти гусей, потому что они ухитрились выгнать павлина и паву на улицу без особых затруднений.
Соклей закрыл за ними дверь, а когда вернулся во двор, Менедем сказал:
— Как бы то ни было, двумя проклятущими птицами у нас стало меньше.
— Всего им наилучшего, — ответил Соклей. — Может, скоро мы избавимся и от остальных.
Менедем согласно кивнул.
Толстяк Гилипп сколотил состояние на продаже вяленой рыбы. Его андрон был большим и, по меркам Тарента, великолепно украшенным, хотя Менедему все эти раскрашенные стены, ложа и даже чаши с вином в мужских покоях казались безвкусными и кричащими.
Сам Гилипп тоже был образчиком дурного вкуса: пальцы его были буквально увешаны тяжелыми золотыми кольцами.
Он погрозил одним из пальцев Менедему, который растянулся на кушетке рядом с ним.
— Вот ты, оказывается, какой: продал этому варвару единственного имевшегося у тебя павлина!
— Этот варвар хорошо мне заплатил, — ответил Менедем. — Его серебро не хуже, чем серебро любого другого. И сам он не хуже прочих покупателей.
