— Ну и зачем это надо?
— Разве тебе неинтересно узнать что-либо просто ради того, чтобы это узнать? — вопросил Соклей.
Они с Менедемом уже много раз вели подобные споры. Соклей приблизительно представлял, как именно будет развиваться дискуссия, точно так же, как знал, какие приемы использует Менедем, когда они боролись в гимнасии. Но несмотря на это, в гимнасии Менедем почти всегда швырял его на землю. Когда же речь шла о борьбе идей, у Соклея было больше шансов на победу.
Так и есть! Менедем сказал:
— Если знание поможет мне заработать деньги или соблазнить женщину, такое знание имеет для меня цену. В противном же случае…
Он снова пожал плечами.
Прежде чем Соклей успел разорвать его на куски — выражаясь метафорически, — один из моряков на носу судна завопил и дернулся, словно собираясь пнуть птенца, только что клюнувшего его в лодыжку.
— О боги! — закричал Соклей. — Прекрати, Телеф! Если ты ранишь птицу, это будет стоить тебе жалованья за весь рейс!
— Значит, по-вашему, пусть эта вонючая птица ранит меня — ничего страшного, так? — обиженно спросил Телеф. — У меня кровь течет!
— Ничего, это не смертельно, — ответил Соклей. — Если и вправду болит, перевяжи. Меня клевали взрослые павлины столько раз, что и не сосчитать, а тут — подумаешь, птенец!
Все еще обиженный, Телеф вернулся к работе.
«Я обошелся с ним бессердечно», — подумал Соклей, мысленно прокрутив в голове короткий разговор.
Потом, как поступил бы на его месте Менедем, просто пожал плечами. Гребцов легко нанять за полторы драхмы в день. С другой стороны, птенец павлина способен принести прибыль в полторы мины серебром, а может, даже и в две.
Кроме того, у птенцов было еще одно достоинство.
Один из моряков, сидевший рядом с Телефом, сказал:
— Смотри, он только что слопал скорпиона! От скорпиона бы тебе досталось куда больше, чем от птицы.
Телеф фыркнул, но не попытался еще раз пнуть птенца.
Соклей подумал, не возобновить ли спор с Менедемом, но потом решил, что не стоит. Вместо этого он пошел на бак и стал разглядывать вдалеке гору Этну.
Отсюда она выглядела голубой, а ее вершина, где, несмотря на лето, еще держался снег, — белой. Дыма с вершины не поднималось; не вырывалось оттуда и расплавленных камней, как много раз случалось в прошлом.
Соклею не хотелось бы жить в тени горы, которая могла почти без предупреждения обрушить на людей катастрофу.
Он вернулся на ют, где Менедем поворачивал «Афродиту» с юго-западного курса на восточный, чтобы подойти к Сицилийскому проливу. Вместо того чтобы возобновить спор, прерванный выходкой птенца, Соклей спросил:
— Ты и вправду считаешь, что циклоп Полифем жил на склонах Этны?
Этот вопрос наверняка заинтересует Менедема, хотя и не имеет отношения к деньгам или к женщинам.
Соклей угадал — его двоюродный брат просто обожал Гомера. Менедем с энтузиазмом ответил:
— По-моему, такое очень даже может быть. Все считают, что Сцилла и Харибда находились в Сицилийском проливе, поэтому циклопы должны были жить где-то неподалеку.
— А ты не думаешь, что люди просто поместили чудовищ из «Одиссеи» в реальный мир? — настаивал Соклей. — Никто, кроме Одиссея и его товарищей, никогда их не видел.
— Египет находится в реальном мире, а Одиссей бывал там — или утверждал, что бывал, — заявил Менедем упрямо. — Итака находится в реальном мире; как ты знаешь, он там жил.
— Но у Гомера нигде не упоминается о чудовищах в Египте или на Итаке, — возразил Соклей. — Я думаю, тебе удастся выяснить, где Одиссей видел чудовищ, когда ты найдешь сапожника, который сшил ему мешок для ветров.
— Было бы здорово отыскать того сапожника, — ответил Менедем. — Если бы я смог поместить в такой мешок северный ветер, когда мы войдем в Сицилийский пролив, все было бы куда проще. А так нам придется грести.
— Мы войдем туда завтра, — сказал Соклей, глядя на солнце, которое скользило к горе Этна.
— Скорее всего, послезавтра, или даже послепослезавтра, или через два дня, — поправил Менедем. — Я собираюсь сделать остановку в Регии, на итальянской стороне пролива. Мы можем избавиться там от пары павлиньих деток.
Соклею казалось очень заманчивым сплавить покупателям парочку павлинов, поэтому он кивнул.
Закат застал «Афродиту» у мыса Левкотера, который отмечал итальянскую сторону входа в Сицилийский пролив: именно белые камни утесов над самой водой дали мысу его имя. Менедем решил провести ночь в море, и ни Соклей, ни моряки с ним не спорили, потому что вытащить акатос на берег значило пригласить всех бандитов на десять стадий вокруг ринуться на добычу.
После того как якоря плюхнулись в море, моряки поужинали жесткими ячменными хлебцами с солеными оливками и ноздреватым сыром. Они запили еду дешевым вином, которое Соклей купил в Таренте. На твердой земле он презрительно отворотил бы нос от такого угощения, но благодаря соленому воздуху и мягкому покачиванию судна, вино казалось лучше.
Диоклей выплюнул оливковую косточку через борт.
— Не думаю, что ветер переменится, — сказал он.
— Я тоже так не думаю, — ответил Менедем. — Будь мы на обычном торговом судне, нам пришлось бы долго ждать и много лавировать. А так… Что ж, вот почему мы платим гребцам.
На следующее утро люди на веслах немного поворчали; они хорошо проводили время с тех пор, как оставили Тарент, потому что ветер был все время попутным. Но колотушка и бронзовый квадрат Диоклея быстро задали им нужный ритм. Менедем посадил только по десять человек с каждой стороны: не было причин запрягать всю команду. «Афродита» скользнула в гавань Регия задолго до полудня.
Так как Менедем собирался провести здесь целый день, Соклей отправился на агору, чтобы оповестить местный люд пришла торговая галера — и чтобы рассказать, что у них имеется на продажу. Несколько человек двинулись к пирсу, чтобы купить птенцов павлина, вино, шелк, благовония и другие товары, которые акатос привез с востока.
Верный своей натуре, Соклей в придачу ублажил собственное любопытство.
— Скажи, а почему ваш город так называется? — спросил он у горшечника, который выглядел довольно смышленым.
— Ну, путник, я слышал об этом пару историй, и, должен признаться, сам не знаю, которая из них правдива.
— Перескажи мне их, — попросил Соклей нетерпеливо. — Я всегда рад познакомиться с человеком, который признаёт, что знает не все.
— Хе, — отозвался горшечник. — Держу пари, ты встречаешь таких людей не слишком часто.
Соклей громко засмеялся.
— Как бы то ни было, — продолжал местный, — одна история гласит, что название якобы произошло от слова, означающего «разлом», потому что у нас бывает множество землетрясений, а еще потому, что, похоже, Сицилия отломилась от Италии.
— Это имеет смысл, — ответил Соклей, — название Регий вполне могло происходить от слова rhegnumi. Эсхил говорил нечто подобное, верно? — заметил он. И, не дожидаясь ответа, продолжил: — А какова вторая версия?
— Некоторые утверждают, будто название города пришло из одного из италийских языков, потому что «регий» или похожее слово у них означает «царский», — ответил горшечник.
