– Жижи… Но это же безумие! Жижи, я же говорила тебе… Гастон, видит Бог, я говорила ей…
– К сожалению, вы сказали ей слишком много, – воскликнул Лашай.
Он вновь обратил к девочке взгляд, полный любви и отчаяния, но смог увидеть лишь узкую спину Жижи, сотрясаемую рыданиями, и её рассыпавшиеся волосы.
– В конце концов, мне это надоело, – проговорил он глухим голосом и вышел вон, хлопнув дверью.
Назавтра в три часа дня тётя Алисия, вызванная по пневматической почте, выходила из своей коляски у дверей дома Альваресов. По лестнице она поднялась отдуваясь, как будто страдала одышкой, и бесшумно толкнула дверь, которую её сестра оставила приоткрытой.
– Где Жижи?
– У себя в комнате. Ты хочешь поговорить с ней?
– Время терпит. Как она?
– Как всегда.
Маленькие кулачки Алисии яростно взвились в воздух.
– Как всегда! Обрушила потолок нам на головы – и в ус не дует! Ну и поколение!
Она подняла свою вуалетку в горошек и впилась взглядом в сестру.
– Ну а ты что стоишь? Надо действовать!
Сёстры глядели друг на друга, одна с лицом как увядшая роза, другая бледная как мел. Госпожа Альварес сказала сдержанно:
– Что значит действовать? Не могу же я тащить её на аркане. – Она тяжело вздохнула, приподняв свои полные плечи. – Мне кажется, я не заслужила, чтобы мои дети так со мной обращались.
– Не ной… Конечно, Лашай может наделать глупостей. Представляю себе, в каком состоянии он отсюда ушёл.
– Он ушёл без шляпы, – подтвердила госпожа Альварес. – Так, без шляпы, он и сел в автомобиль. Его могла видеть вся улица.
– Если мне скажут, что в настоящий момент он уже с кем-нибудь обручён или помирился с Лианой, я не удивлюсь.
– От судьбы не уйдёшь, – мрачно отозвалась госпожа Альварес.
– Ну и что ты потом сказала этой маленькой вонючке?
Госпожа Альварес поджала губы.
– Возможно. Жижи к некоторым вещам относится довольно странно и вообще отстаёт от своих сверстниц, но она не то, что ты говоришь. Девушку, которая привлекла внимание Гастона Лашая, нельзя назвать вонючкой.
Раздражённо пожав плечами, тётя Алисия тряхнула своими чёрными кружевами.
– Хорошо, хорошо… Так что ты сказала своей принцессе, обдув с неё все пылинки?
– Я взывала к её благоразумию. Говорила ей о нашей семье. Объяснила ей, что мы все связаны одной верёвочкой, перечислила ей всё то, что она сможет сделать для себя и для нас…
– А надо было взывать к её безумию. Почему ты не рассказала ей о любви, о путешествии вдвоём, о лунном свете, об Италии? Почему ты не поискала каких-либо тайных струн? Надо было сказать ей, как может светиться море, как колибри прячутся в цветах, как прекрасна любовь в тропическом саду, среди гардений и фонтанов.
Госпожа Альварес с грустью взглянула на свою восторженную старшую сестру.
– Я не могла рассказать ей об этом, Алисия, потому что я сама ничего об этом не знаю. Кроме Кабурга и Монте-Карло, я нигде не была.
– А придумать ты не способна? – Нет, Алисия.
Они помолчали. Потом Алисия решительно тряхнула головой.
– Позови мне эту птичку. Посмотрим, что можно сделать.
Когда вошла Жильберта, Алисия уже снова превратилась в легкомысленную пожилую даму и с томным видом нюхала чайную розу, приколотую у неё на груди.
– Здравствуй, моя девочка.
– Здравствуй, тётя.
– Что я слышу, у тебя есть поклонник? И какой поклонник! Для первой пробы совсем неплохо.
Жильберта кивнула, улыбаясь сдержанно и насторожённо. Тётя Алисия с каким-то новым интересом разглядывала свежее личико: оно казалось покрытым гримом – так густо лежала лиловая тень от ресниц, так ярко горели губы. Чтобы не было так жарко, Жижи двумя гребешками подняла на висках волосы, отчего ещё больше удлинились уголки её глаз.
– Я так понимаю, что ты строишь из себя злючку и пробуешь на господине Лашае свои коготки? Браво, внученька!
Жильберта подняла на тётку недоверчивые глаза.
– Да-да, браво! Гастон почувствует себя в сто раз счастливее, когда ты сменишь гнев на милость.
