прекрасный день куда-то подевалась. Определенно мистеру Мендосе не понравились их политическая направленность и художник, создавший образ умной маленькой девочки, в завуалированной юмористической форме высказывавшей его мысли о современности. Как бы то ни было библиотека на протяжении многих лет оставалась любимым прибежищем Алисии, и ей до сих пор казалось, будто в ее стенах заключена некая магия. Никакое другое место на свете не обладало такой способностью снимать накопившиеся за неделю негативные эмоции и напряжение. Если бы Алисия поддалась сейчас магии этого места или его энергетике, короче, силе, здесь обитавшей, как бы она ни называлась, то, возможно, обрела бы эмоциональное равновесие и, несмотря на то что узнала недавно об отце, взгрустнула, увидев его пустой стул, сиротливо стоявший у письменного стола. Сколько раз, будучи маленькой девочкой, она карабкалась по ножке этого стула на колени к отцу и обещала сразу же заснуть, если он прочтет ей еще одну сказку. Если бы она обрела душевное равновесие, то, возможно, даже улыбнулась бы сейчас при виде лежавшего на столе портсигара, вспомнив, как отец первый и последний раз в жизни предложил ей сигару. Это произошло в тот день, когда Алисия закончила академию, и в память навсегда врезался изумленный взгляд отца, когда она бестрепетной рукой взяла ее. Потом они рассмеялись, выпили в ознаменование ее выпуска виски двадцатилетней выдержки и выкурили свои «Монте-Кристо» до мундштука.
Странно, но все эти воспоминания, казалось, ей уже больше не принадлежали. Теперь они скорее походили на некие истории, рассказанные о каком-то другом, постороннем, не похожим на отца человеке и по непонятной причине сохранившиеся у нее в памяти.
Дверь открылась, и скрип отвлек Алисию от размышлений. В комнату вошла мать в черном траурном платье и шляпке с черной вуалью.
— Надеюсь, ты спустишься в гостиную? — спросила она.
— Может, поговорим? — вместо ответа предложила Алисия.
Мать словно ее не слышала. Всю неделю она, казалось, вела нескончаемый диалог с самой собой. По мнению Алисии, она и Винса пригласила на похороны только для того, чтобы дочь не подступала к ней с расспросами.
— Но у нас гости…
— Они могут подождать несколько минут.
Мать некоторое время размышляла над ее словами. Полный гостей дом давал ей отличный предлог и сейчас уклониться от беседы, но она, вероятно, поняла, что и без того слишком долго игнорировала дочь.
— Так о чем же ты хочешь со мной поговорить?
Алисия усадила мать в кожаное кресло, стоявшее в центре комнаты, и села напротив в такое же. Их отделял друг от друга мраморный постамент, находившийся в семье с незапамятных времен и служивший в последние годы столиком для коктейлей. Алисия в подростковом возрасте драпировалась в простыню, как в тогу, влезала на этот постамент и, пряча руки за спиной, изображала Венеру Милосскую. Что и говорить, эта комната была исполнена самых противоречивых чувств.
— Как ты думаешь, я должна простить папу? — пристально посмотрела она на мать.
— За что?
— Думаю, ты сама знаешь, и тебе не нужны мои объяснения.
— Твой отец любил тебя сильнее, нежели большинство отцов любят родных детей.
— Вся его жизнь была одна сплошная ложь, и он сделал меня ее центром.
— Его любовь к тебе не ложь.
— Это не аргумент, — покачала головой Алисия.
— А что тогда аргумент?
— Правда, — сказала Алисия, — вот что в конечном счете решает все.
— Правда заключается в том, что твой отец потерпел жизненный крах из-за того, что какой-то террорист взорвал в кафе бомбу, убившую его жену и дочь. Ему потребовалось много времени, чтобы найти причину жить дальше, и такой причиной стали мы с тобой.
После этих слов противоречивых чувств и эмоций только прибавилось. Но Алисия чуточку смягчилась.
— Почему ты согласилась взять приемного ребенка?
— Мы очень хотели иметь детей. Но я так и не смогла забеременеть.
— Ты знала о моих биологических родителях?
— Конечно, нет. Я думала, что удочерение состоялось по всем правилам.
— Но папа-то знал, что это не так.
Мать пожала плечами, словно пытаясь ей объяснить, что некоторые вопросы лучше оставить безответными.
— Как я уже говорила, эти люди разрушили его жизнь. Должно быть, он так понимал справедливость.
— Подожди секунду. Ты что — хочешь сказать, что мои биологические родители подложили бомбу, убившую его семью?
— Ну нет. Я ничего не знаю про этих людей — ни кем они были, ни чем занимались. Но при всем том являлись повстанцами.
— Стало быть, заведомо виновны?
Мать не ответила, но Алисия упорно ждала, не желая, чтобы она отделалась молчанием. Наконец мать сказала:
— Надо понимать, какое тогда было время. Твой отец, я уверена, стремился только к тому, чтобы дать любящую семью и обеспечить безоблачное будущее невинному ребенку, чьи родители отнюдь не были невинными.
Алисия кивнула, но не потому, что согласилась с матерью, а просто уяснив ее позицию.
— Давай на время оставим вопрос, есть ли смысл в подобной логике. Меня больше беспокоишь ты и твои слова.
Шум, все время доносившийся из-за двери, неожиданно усилился. Судя по всему, прибыла новая партия гостей. Уходить же, похоже, никто не торопился.
— Нам действительно пора спуститься, — сказала мать.
— Я уже почти закончила.
— Мы можем поговорить об этом позже.
— Нет, я хочу поговорить об этом сейчас.
Металл, прозвучавший в ее голосе, поверг мать в оцепенение, но еще больше удивил саму Алисию. До сегодняшнего дня она говорила и себе, и другим, что не желает знать некоторые вещи. Но сейчас все изменилось. Ее биологическая бабушка не являлась больше некоей абстракцией. Алисию также сильно затронули слова Джека о невинной женщине, которая принесла себя в жертву, дабы правда восторжествовала. Она не могла забыть о повитухе, которая, уловив чутким ухом имя, выкрикнутое роженицей в пароксизме душевной и физической муки, на основании одной этой скудной информации ухитрилась разыскать бабушку ребенка, за что и расплатилась впоследствии собственной жизнью. Алисия поняла, что устала прятаться за пустыми, лживыми словами.
Мать, собравшаяся было встать с кресла, снова откинулась на подушки.
— Ты помнишь видеокассеты с записями аргентинских мультфильмов, которые мы с папой любили смотреть вместе? Те, что про ведьму? — спросила Алисия.
— «La Bruja de la Cachavacha»? Конечно, помню.
— Мои биологические родители содержались в секретной тюрьме, которая называлась La Cacha. Ей дали это название в честь мультфильма, поскольку главной героиней там была ведьма, которая умела делать так, чтобы люди исчезали.
Мать опустила глаза.
— Довольно зловещее совпадение.
— Если только это совпадение.
— Брось, Алисия. Твой отец не мог знать названия этой тюрьмы.
— Почему?
— Как он мог… как мог нормальный человек сидеть рядом с маленькой девочкой и смотреть с ней эти
