красным, Тензо слегка вздрагивает, но берёт себя в руки.
— Расскажи мне, — просит она, подбирая ко мне поближе и опуская руки мне на плечи. Мы сидим на кровати и отражаемся в большом панорамном окне, которое, словно картину, демонстрирует вечерний Токио. Я вижу, как благодаря свету луны глаза Агояши снова сверкают. Да, она всегда была хищницей, и я знаю, что она не дрогнет, не предаст меня. По крайней мере, я на это надеялся. Ведь в любви я эгоист, мне нужна стопроцентная отдача, иначе не стоит и начинать. Мне нужны и тело, и душа, и мысли. Всё сразу и вместе, как сказочно-невозможный коктейль, соединяющий мои самые любимые ингредиенты в дикую смесь желаний и мечты. Однако неправильная пропорция может привести к тому, что напиток, рождающий самую сильную эйфорию, станет отравляющим ядом, мерзким на вкус и дотла сожжёт душу, так что не останется больше ни снов, ни веры, ни радости.
— Всё очень просто, — мои руки слегка подрагивают, когда я снова ласкаю её, но лишь едва-едва, чтобы она смогла сосредоточиться на моём повествовании. — Бог смерти должен придти за тем, кто умирает, не так ли, чтобы забрать душу? Мой брат явно всё время наблюдает за мной, старается быть рядом. И он не упустит случая оказаться поблизости, когда я… буду убивать. И я убью кого-нибудь, и подкараулю Йоширо. Пожимаю плечами. — Конечно же, я подготовлю ему ловушку, да и у меня есть очень много доноров жизненной силы, чья энергия сможет превратить мои заклинания в ещё более опасные, по- настоящему разрушительные. Если понадобится, призову всех демонов, которых смогу достать из преисподней, и своего зверя. О, он по-настоящему страшный! Йоширо уписается, — хмыкаю, хотя мне совсем не смешно. Я по-прежнему где-то в глубине души храню ледяной страх, обжигающий душу.
— Доноры? — Тензо непонимающе глядит на меня, приподнимаясь на локте.
Полутьма обнимает её красоту, становясь идеальным фоном для белизны её тела и коричнево- золотистых волос и глаз.
— Да, — я смотрю на неё с улыбкой превосходства, — все те женщины, которых я оперировал, превратил из серых мышек в красавиц, плюс те неизлечимо больные пациенты, которые по своему состоянию здоровья не могут быть вылечены, и не могут пойти на органы, так как они у них в слишком уж плохом состоянии. Кстати, многие из них находятся в моей клинике бесплатно, я организовал несколько благотворительных фондов, помнишь? Часть я использую для отмывания денег от пересадки донорских органов, часть просто для рекламы моей клиники и знакомств с нужными мне людьми. Ведь и политики, и другие богатые люди любят жертвовать на благотворительность, чтобы создать себе нужный образ. Но я решил, что мне следует попытаться извлечь хоть какую-то выгоду из пациентов, впавших в кому, и поэтому я начертал на их телах проклятья — и теперь, когда мне понадобится дополнительная сила, я вытяну её из них на любом расстоянии. Их этих полутрупов и из тупых моделей, актрисулек и певичек.
— Хорошо, а если за твоей жертвой придёт другой бог смерти, не Йоширо? — задала вполне резонный вопрос Тензо. Я мысленно ей поаплодировал. — Думаю, богов смерти должно быть много. Если, конечно, принять во внимание твою концепцию, — она качает головой. — Боги смерти, подумать только!
— Тогда я буду убивать снова и снова, — мой голос был холодным и безразличным. — Пока не встречусь с ним. И уж я постараюсь, чтобы наша встреча стала для него последней!
Агояши молчала, кусая кончик прядки волос, наматывая её на длинные, тонкие пальцы и глядя мимо меня.
Я тоже молчал, ожидая её реакции, хотя уже постепенно начинал нервничать. Я очень надеялся, что не услышу ничего банального, вроде: «Пострадают невинные люди! Ты чудовище, Маюри!»
Разумеется, я бы ничего не сделал с неё за подобные слова — Агояши имеет право на собственное мнение. Но наши отношения разрушились бы бесповоротно. Я могу держать на груди ядовитую змею, но только если знаю, что она приручена мною, и укусит кого угодно, только не меня.
— А если ваша встреча станет последней и для тебя? — Тензо вскинула на меня глаза, в которых отразилась такая щемящая боль, что на миг и у меня сдавило сердце. — Ты же знаешь, я не переживу этого, — прозвучало почти спокойно и практически будничным тоном, но я знал, что это правда. — И Сае последует за нами.
— Значит, будем вместе… там… где бы мы ни оказались, — слова дались мне с трудом. — Но я сделаю всё, чтобы победить.
Агояши кивнула.
— Я понимаю, у тебя есть право на месть, и я всегда буду на твоей стороне.
— Хватит бесед на сегодня, — я заставляю её улечься и ложусь сбоку, прижимаясь к ней. — Давай спать, а утром я телепортирую тебя обратно, и не надо вздрагивать! Поверь, это не страшно, ты в надёжных руках.
Засыпая, я сжимаю её в объятиях с какой-то удивляющей даже меня нежностью и вдруг понимаю, что такое любовь — это ошеломляющая страсть и боль, так как ты боишься потерять источник твоих самых сильных наслаждений, и боишься умереть сам, так как с этого мига чувствуешь себя безумно счастливым.
Парк казался нереальным, белые клубы тумана придавали ему какой-то иллюзорный вид. Почти никого не было, редкие прохожие спешили и вздрагивали, когда из туманной дымки появлялся кто-то ещё, словно призрак в тёмной комнате старинного замка.
Я обнаружил заброшенное место, где когда-то был действующий фонтан, от которого остались одни развалины. Стройная обнажённая девушка в греческом стиле, с почти мужским, сильным телом и грубыми чертами лица держала в руках осколки от бывшего кувшина, а неподалёку имелась выщербленная лестница с до странности белыми ступеньками, словно выбеленными временем костями.
Возле фонтана я начертал пентаграмму, благодаря которой я смогу поймать в ловушку бога смерти, когда он здесь появится на запах моей жертвы.
Влажный запах прелых листьев, влажности земли, мокрые растрескавшиеся плиты, словно покрытые слезами — да, не слишком-то удобно лазить по земле в белом. Мой плащ медленно собирает грязь позади меня.
Осталось только хотя бы частично прикрыть свой шедевр начертательной геометрии пожухлыми листьями, которые никто не убирал, кажется, ещё с прошлого года. Холодная весна напоминает ледяную же осень, благодаря этим сгнившим оранжевым псевдо-солнышкам. Листья, умирая, становятся необыкновенно красивыми, и даже их запах вызывает умиротворение.
«Нет ничего прекрасней запаха гнили», — кажется, так звучали слова какого-то героя одной из книжек мастера ужасов. Возможно, если это касается листьев.
Живые же существа гниют просто отвратительно — я проходил практику в морге, поэтому знаю. Все мы резали мёртвых, и все мы резали живых… только под наркозом.
«Ты ведь никогда не смог бы резать живого человека без наркоза?» — в памяти всплывают слова Сае.
Вскакиваю и отряхиваю руки, словно желаю очиститься. Поправляю очки — главное, не думать, а действовать.
Конечно, не сейчас, а вечером.
И будет забавно, если под покровом тьмы парк останется таким же пустынным, как и сейчас. Я просто замёрзну и потеряю даром время.
Хотя… зачем рассчитывать на милость судьбы?
… Прогуливаюсь по вечерним улицам Токио, где, как всегда, кипит жизнь. Выбираю то кафе, которое находится ближе всего к парку — любая женщина заподозрит что-то, если таскать её по всему городу под предлогом прогулки, а потом затащить в парк.
Сажусь, заказываю чашку кофе. Искусственный свет, искусственные улыбки, ярко горящие глаза — чувствую себя инопланетянином, очутившимся в психушке. Вокруг слишком много эмоций, и даже моя несовершенная эмпатия страдает от их накала.
Когда я уже раздражаюсь до невозможности и подумываю уйти и просто напасть на любую женщину прямо на улице, ко мне подсаживается ОНА.
Красивая, чистокровная японка с длинными чёрными волосами, в красном платье.
