справлялся он неплохо. Среди деловых забот была большая плантация сахарного тростника в пятнадцати или шестнадцати милях вверх по реке. Ты, скорее всего, слышал, что мы находимся в отдаленном родстве с Норманнами, английской семьей из Делис?
— Да, доходили какие-то слухи.
— Оставь свой сарказм, старина! Фитцхью сам купил эту плантацию, тоже тайным образом, прежде чем отправиться на поиски сокровищ. Но вот растить сахарный тростник он не собирался. В конце 1850-х небогатый младший сын клана Делисов вместе с женой эмигрировал из Англии. Фитцхью поручил им стать хозяином и хозяйкой плантации и поселил их в большом доме с колоннами, в котором теперь только пыль. Хотя мой почтенный предок владел и продолжал владеть этими местами, он позволял всем думать, что настоящим владельцем был Артур Делис.
— А затем пришла Большая ссора шестьдесят первого — шестьдесят пятого годов.[8]
— Очень важно упомянуть, что в то время у Фитцхью Хобарта, который вскоре стал капитаном Хобартом, а потом коммодором Хобартом, было два лучших друга. Один так и остался таковым, а второй — нет. Тот, что остался другом, был тем самым дедушкой, в честь которого ты и назван: полковник Джеффри Колдуэлл из 4-го Луизианского. — Дэйв перестал мерить шагами каюту. — Хотя дай мне подумать, Джефф! Ты ведь и сам нес службу в пехоте во время последней Великой войны?
— Нес службу — это слишком сильно сказано: я никогда не приближался к передовой. Меня ранило, когда я был младшим лейтенантом в 18-м Коннектикутском.
Дэйв задумался на минуту.
— Оказалось, что у меня очень плохое сердце, — сообщил он, — и это не позволило мне пойти во флот! Впрочем, не важно, вернемся к старым теням. Второй друг Фитцхью, который недолго оставался таковым, финансовый гений Бернард Динсмор, был на семь или восемь лет старше его. Между ними начались трения, которые перешли в открытую вражду. Фитцхью называл его проклятым предателем, подпевалой янки и советовал ему убираться на Север к своим гребаным друзьям.
Он так никогда и не простил его. Мой отец, который тогда был ребенком, позже предпринял кое-какие шаги, чтобы разобраться в причинах этой ссоры. Отец всегда говорил, что в истории с Динсмором друзья были не правы, что надо обязательно восстановить истину. Бернард Динсмор был проницательным бизнесменом, он просто хотел, чтобы Юг забыл войну. Но из-за этого у него начались такие неприятности, что ему пришлось перебраться на Север. Здесь он сделал бы себе состояние, если бы не присоединился к янки. Единственный живой родственник Бернарда — его внук, который значительно старше всех нас: Хорас Динсмор, ханжа-священник из Бостона с кислой физиономией.
Дэйв снова зашагал по каюте.
— Скоро ты сам убедишься, Джефф, как сегодня все это действует на нас. Военные бури прокатились по этой земле, поломав жизни многих конфедератов, но Хобарты не пострадали. Горькие воспоминания ныне забыты, хотя кое-кто все еще сетует по поводу поведения юнионистов в Джорджии в шестьдесят четвертом. В Новом Орлеане они сидели у нас на шеях с шестьдесят второго до семьдесят седьмого, когда выставили последних саквояжников.
Судьба Хобарта повисла на волоске, когда Спунс Батлер,[9] командир федеральных сил, решил прибрать к рукам дом на плантации, что лежала выше по течению. Понятия не имею, почему им захотелось иметь дом, расположенный так далеко от города, но в те времена Спунс хотел иметь все, что попадалось ему на глаза, включая серебряные ложки. Знай они, что это место принадлежит Фитцхью, который причинил немало неприятностей кораблям Союза!.. Но Артур Делис поклялся, что плантация его собственная, и, может быть, в то время Артур сам верил в это.
«Я британский подданный! — искренне сказал он. — Если вы не хотите вызвать международный инцидент, сэр, вам стоит держаться подальше от моей собственности». Спунс подумал и решил, что, пожалуй, так будет лучше.
К тому времени вернулся и коммодор Хобарт. Но не на плантацию, где прежде жил с моей бабушкой: может, он предполагал, что какие-то саквояжники прибрали ее. Джефф, ну почему мы думаем, что люди с бородами бесчувственны? Он никогда больше не женился, лелеял память о жене. Его сына, которого он в честь жены назвал Харальдом, пока он не подрос для жизни в пансионе, воспитывала няня. Фитцхью снял меблированные комнаты в Гарден-Дистрикт, где в течение многих лет и был его дом.
Артур Делис и миссис Делис умерли от эпидемии лихорадки в конце восемьсот семидесятых. Когда убрался последний саквояжник, мой предок продал плантацию и нашел надежное место для вложения полученной немалой суммы. Весной 1882 года, в солидном возрасте пятидесяти четырех лет, он отправился за границу — в Англию, где когда-то провел медовый месяц. Поездка эта была частично сентиментальным паломничеством, а частично — ответом на приглашение главы семьи Делис в Линкольншир, в поместье Делис-Холл.
Оно стояло в болотистой местности: сельская усадьба шестнадцатого века, времен Тюдоров, — темно-красный кирпич, много окон и на каменном портике над парадным входом вырезанная дата «1560». Но у родственников старины Делиса, некогда преуспевающих, начались тяжелые времена, и они решили продать дом. И тут Фитцхью пришла в голову очередная романтическая идея.
Он уже купил большой участок за пределами Нового Орлеана, выше по реке, слишком близко к городу, намереваясь построить дом, где собирался провести последние годы жизни. Но теперь он сделал лучший выбор. Он решил купить Делис-Холл, разобрать его, перевезти и снова собрать рядом с Миссисипи.
Что он и сделал. Если не считать газовых светильников для современного освещения (хотя уже шли разговоры об электрическом свете, с ним еще никто не имел дела) и кое-каких усовершенствований типа новейших ванн, дом со всей своей трехсотлетней историей не претерпел никаких изменений. Он стоит себе с высокими окнами и каминными трубами, каким его тысячи раз видели в прошлом.
Джефф курил одну сигарету за другой.
— Я не хотел прерывать тебя, Дэйв… — сказал он.
— Тогда почему же прерываешь?
— Потому что я не понимаю!
— Ради бога, чего ты не понимаешь?
Джефф встал и оказался лицом к другу.
— Семейная история просто восхитительна; во всяком случае, для человека с моим складом мышления. Но какое отношение она имеет к сегодняшней ситуации?
— А?
— Дэйв, ты дергаешься, как драный кот, и вообще ведешь себя как преступник в розыске. Ты говоришь, что грядет расплата и скоро что-то случится… плохое или опасное. Что такого ты обнаружил в жизни коммодора или твоего отца, что может угрожать тебе сегодня?
— Да все, что угодно! Ты этого не видишь?
— Нет. И это не все.
— Если ты замолчишь и дашь мне перейти к сути, — жалобно сказал Дэйв, — может, ты и увидишь. Пока ты ничего не понимаешь. Хорошо! Если я пообещаю тебе доказать, что не сгущаю краски, ты дашь мне, наконец, возможность закончить рассказ?
— Конечно. Я вовсе не имел в виду…
Дэйв великодушно отмахнулся.
— Хотя это правда, что мой отец почти не имел к этому дому отношения, я лучше упомяну и его. Ему было всего лишь двадцать с небольшим, когда сюда перевезли особняк, и он видел, как рабочие под руководством коммодора вносили небольшие изменения. Мой отец учился на инженера, но так и не окончил Массачусетский технологический. На момент смерти коммодора, да и значительно позже он, главным образом, помогал вести финансовые дела. Четыре года спустя после того, как старик отдал концы, мои отец и мать испугались, что им придется ремонтировать Холл. Не забывай, что сырой климат губительно действует на старые кирпичи и дерево. Но архитектор, с которым они посоветовались, сказал, что в этом не будет необходимости: любое здание, которое выстояло на болотистых землях Англии, выдержит и климат Луизианы. Поэтому мои родители под наблюдением архитектора лишь провели электрическое освещение.
— Это тоже имеет значение?
