Объясняла – но не верила ни единому своему слову.
Кровь застучала у нее в висках... дверь вдруг распахнулась. На пороге стоял Алексей Охотников.
Елизавета стиснула на груди кружево пеньюара. Она хотела изобразить возмущение, хотя бы вопросительно поднять брови, но только и могла, что закрыть глаза.
Зачем притворяться? Он все знает – она чувствовала это. Он понял, что императрица нарочно услала фрейлину прочь.
Но ведь девушка может вернуться в любую минуту. Что же он медлит?!
Она не сказала ни слова, только вздохнула нетерпеливо. В то же мгновение Алексей бросился к ней и с такой силой захлопнул ногой дверь опочивальни, что изящная золоченая щеколда упала сама собой.
Вернувшаяся фрейлина увидела, что дверь закрыта, и решила, что императрица уже легла и уснула.
Да, она легла, но всю ночь ни на миг не сомкнула глаз. А чуть забрезжил серенький рассвет, тихо-тихо приотворила окно, чтобы выпустить своего возлюбленного.
Он ловко спрыгнул и мягко приземлился на клумбу. Елизавета смотрела на него, слабо улыбаясь губами, припухшими от поцелуев. Он стоял внизу и смотрел, смотрел на нее... Ей вдруг почудилось, что рассвело, что засияло солнце. Но нет, это сияла любовь в глазах Алексея.
– Иди, иди! – прошептала Елизавета, нетерпеливо поводя рукой, смертельно боясь, что чужой недобрый взгляд вдруг увидит его, замершего под окном императрицы, с растрепанными волосами, одетого кое-как. Но Алексей стоял неподвижно, словно околдованный. Думалось, лишь только выпустив ее из объятий, он тотчас перестал верить в то, что чудо и в самом деле было. Что это свершилось меж ними! Что он владел ею – той, кого боготворил уже давно, кому поклонялся лишь издали. И теперь она его... она жена его теперь!
Неужели это так?
За одну ночь Елизавета научилась читать в его глазах, в его сердце. Она поняла его сомнение, его страх. Наклонилась вперед и чуть слышно произнесла:
– Да. Да!
Он понял. Возлюбленная подтверждала, что все слова, которые были сказаны нынче, все клятвы, которыми они обменялись, не просто звучали – эти слова и клятвы останутся для них святыми навеки.
Просияв мальчишеской, ошалело-счастливой улыбкой, он махнул рукой – и канул в заросли сирени.
Днем Елизавета нарочно пошла под свое окошко и сорвала несколько незабудок. И до вечера не расставалась с ними. Эти цветы, смятые Алексеем, стали словно бы залогом того, что он еще вернется к ней!
И, конечно, он вернулся.
...Раньше Елизавета даже не подозревала, что огромный, просторный, пустынный Зимний дворец до такой степени перенаселен людьми. Эти посторонние люди откуда-то постоянно возникали в самые неподходящие минуты, стоило только императрице увериться, что они с Алексеем вдвоем и можно кинуться друг к другу, прижаться, скользнуть губами по губам в торопливом поцелуе или хотя бы сплести пальцы в таком отчаянном порыве, что дрожь пронизывала тело. При звуке чужих шагов влюбленные иногда успевали скрыться за портьерой, за выступом стены или какой-нибудь статуей... Иногда не успевали, и тогда случайный докучливый человек мог заметить, как по дворцовой зале со своим всегдашним отрешенным видом идет императрица, а поодаль тянется в почтительный фрунт некий кавалергард.
Им пока везло, их еще никто не застиг во время этих стремительных, мимолетных, упоительных и мучительных прикосновений. Однако кратких, поспешных ласк влюбленным не хватало. Они писали друг другу, а поскольку преданных людей у них оказалось мало (слуги Алексея отдали бы жизнь за господина, но во дворец им хода не было, а Елизавета вообще никому из своего окружения не могла довериться), приходилось оставлять эти пылкие послания, нацарапанные нарочно измененным почерком, в тайных условленных местах: за картиной, в колчане мраморного лучника, в драгоценной расписной вазе или в дупле дерева – трогательном почтовом ящике многих романтических влюбленных...
В первую минуту Катрин поразило именно сие пренеприятнейшее открытие: ненавистная Елизавета – императрица! – и только немного погодя она осознала, что брат взошел на престол в результате государственного переворота, отца больше нет в живых, и ни Евгению Вюртембергскому, ни, разумеется, ей не оставлено ни одного шанса оказаться на престоле.
Боже мой, как она рыдала, как неистовствовала! Окружали ее одни идиоты, которые решили, что великая княжна оплакивает отца.
Отец? Да ну, подумаешь! Неудачник и деспот! Единственным толковым замыслом его было назначить наследниками Евгения и Катрин. Но помешал Александр...
А если он сделал это нарочно? Вдруг он не мог перенести, что младшая сестричка станет императрицей? И из-за этого стал отцеубийцей...
Теперь она держалась с братом очень осторожно, вкрадчиво. Впрочем, он все равно никогда не смог бы заподозрить, что младшая сестра, милая глупышка, ведет какую-то свою игру. Да и никто не смог бы!
А вот тут Катрин ошибалась. Ее коварство было ясно, как день, причем именно «белой мыши», новой императрице Елизавете. Ясно уже давно!
Когда Елизавета смотрела на своего деверя Константина, она содрогалась. Это было истинное чудовище. Даже члены семьи считали его таковым. Бедная Анна сбежала от этого ужасного существа и предпочла навеки похоронить себя в глуши, только бы никогда больше не находиться рядом с мужчиной – после Константина все они казались ей свирепыми животными.
В понимании Елизаветы великая княжна Екатерина Павловна была таким же свирепым, беспощадным животным, как и Константин, но она, хитрая, как змея, умная и осторожная, умела скрыть свой характер. Вся семья, очарованная юной княжной, плясала под ее дудку, да и Александр во всем потворствовал сестре.
Когда-то, много лет тому назад, Елизавета очень ревновала его из-за этой любви. Сначала она наблюдала, как Екатерина надувала губки и подольщалась к Александру, чтобы что-нибудь получить, а потом неожиданно осознала, что великая княжна стала уже достаточно взрослой, красивой девушкой и ее обращение с братом походит уже на флирт. Самое ужасное, что Александр его поддерживал – чем дальше, тем охотней. Елизавета равнодушно относилась к тому, что он дарит драгоценности Марии Святополк- Четвертинской, теперь Нарышкиной. Но когда Катрин вынудила брата подарить ей жемчуг, который Елизавете оставила императрица Екатерина Алексеевна, просто выцыганила у него эти несчастные подвески, аграф и колье, холодно сообщив, что жемчуг не идет его жене, – тут уж Елизавета всерьез забеспокоилась, что однажды сия расчетливая тварь может потребовать у брата голову ненавистной невестки...
Она только изумлялась легковерию Александра. На самом деле ее супруг вовсе не был таким благостным и великодушным порфироносным красавцем, каким его представляло общественное мнение. Императрица Екатерина Алексеевна пыталась переделать характер внука по своему образу и подобию, однако почва оказалась не столь благодатна, как ей хотелось бы. Получился очень нервный, лживый, любящий уединение мизантроп, вынужденный притворяться гуманистом. При этом Александр обладал неутомимой волей и огромным чувством собственного достоинства. Когда требовалось, он мог быть жестоким.
Иногда его терзали приступы малодушия, и это оказалось самым слабым местом его натуры. Жестокость требует последовательности, так же, как и гуманизм. Все требует последовательности! Но Александр не умел быть последовательным ни в чем. В этом смысле он мало напоминал своих немецких предков. Он был совершенно русским человеком.
Никто так хорошо, как Елизавета, не знал, какие демоны грызли его, сколько раз он кричал по ночам от ужаса, потому что призрак задушенного отца вдруг наклонялся над его ложем и шептал что-то невнятное и укоряющее, пытаясь растянуть сдавивший горло белый шарф. Неужели Александр так и не повзрослел, неужели не научился читать в сердцах людей? Мерзкая девчонка, его сестра, никого не любит, кроме себя! Неужели он так ослеплен этой молоденькой мегерой, что не замечает зависти и лживости за маской веселости и бесцеремонности? Неужели он верит в то, что сестра обожает его? Или же он видит ее
