по крайней мере ему помогать не станет, а в Архив с запросом соваться – повода нет. Ваны ни с кем, они только за себя. Ладно, душка, вали-ка ты домой, нечего тут болтаться. Только шевели поршнями, ясно? Никакой магии. Вообще до моего возвращения – никакой магии.
Лена только вздохнула. Ей совершенно не улыбалось оставить на сутки в мойке немытую посуду, но оказаться с глазу на глаз с хозами – это было бы сущим кошмаром. Ник-Ник посвятил ее сам, воспользовавшись доступом к зеркалу, а вот регистрировать в Архиве не стал – это потребовало бы множества объяснений с Петербуржскими верхами. Прошли годы, и Лена все сильнее чувствовала себя заложницей, а выхода не видела.
– Ты только обязательно вернись завтра, – попросила она.
– Каким образом? – Ник-Ник снова сплюнул. – В машине что ли париться? С моим пузом?
– А на самолете?
– А перебиться? Послезавтра утром вернусь, только не вздумай попереться на вокзал встречать. Я прыгну прямо от Границ Власти в Адмиралтейство, а уж там сколько пробуду – неизвестно. Как смогу, кину весточкой. Так что сиди на заднице, читай Донцову.
– Ладно, ладно… Я пошла.
Лена собиралась поцеловать Ник-Ника на прощание, но без его помощи совершить это было невозможно из-за разницы в росте. Хоз помогать не собирался, наоборот повернулся спиной.
Повернулся, и встретился взглядом с сухоньким человечком. Сухонький улыбнулся и быстро подошел, на ходу вынимая руки из карманов плаща. В каждой руке оказалось по коньячной рюмке.
– Далеко собрался, Ник-Ник?
Ник-Ник не ответил, только обвел площадь тяжелым взглядом, будто собирался драться с толпой загонщиков. Но хозам не нужно заранее скапливаться для атаки.
– В Москву, в Москву! – пропел сухонький и протянул одну рюмку. – Ну что, отвальную? Путь неблизкий, путь опасный…
– Войцеховский, конечно, тоже в курсе? – выговорил наконец Ник-Ник и принял рюмку.
– А как же? Субординация, юноша! Я ведь говорил тебе русским языком: Войцеховский опасается Александры, она у него где-то засветилась и теперь под подозрением. Говорил? А ты с ней по коммутатору про здоровье два раза. Милок, ты забыл, с кем связался. Мы такие вещи отслеживаем просто в обязательном порядке.
Ник-Ник выпил коньяк, потом заел руку за спину и вытащил не успевшую уйти Лену.
– Она – моя протеже. Ну, не зарегистрирована…
– Елена! – улыбнулся Феропонт. – Знаем про нее, уже знаем. Как нехорошо – четыре отражения, и все не зарегистрирована! Ваны накажут, обязательно. Ничего, будет впредь наука. Вон, девушка, видишь стоит дама в сарафанчике? С ней иди.
– Иди, – подтвердил Ник-Ник. – И нечего реветь, все еще образуется.
Лена, оглядываясь и размазывая по лицу слезы, пошла к даме. Та же самая хоза, хотя и одетая в разные наряды, появилась сейчас перед ней на всех доступных планах. Ник-Ника пока встретили только на нуле.
– Что дальше? – спросил он, швыряя рюмку через плечо.
– Дальше можешь ехать. Только учти, что Войцеховский не любит шуток за своей спиной. Конечно, он тебя подрежет, а кто бы поступил иначе? Ты отправил в Москву зеркало.
– Я не знал, что это зеркало Грохашша… – вяло попытался защититься Ник-Ник. – Алекса дала контракт на доставку артефакта, я доставил. Она же нейтрал, верно? А ее подписал на кражу из Москвы зеркала как только я его найду. Я вас не предавал, Феропонт…
– Ну, конечно! Правда, ты заключая контракт уже знал, где искать зеркало… Вот только, мальчик мой, мы тоже знали. А ты молодец – мы хотели на всякий случай проверить: а не зеркало ли там? Вдруг – действительно, кто-то из наших мастеров продался? И не сумели, ты его утащил. Это ничего, – Феропонт достал еще две рюмки. – Заодно решили Манану прощупать – чья она все-таки? Нет, не наша… А жаль, стальная хоза.
– Значит, это было не настоящее зеркало?
– Не знаю. Как можно знать наверняка не посмотрев? Но Войцеховскому я сегодня решил сообщить. Честно тебе скажу, Ник-Ник, я колебался. Но когда понял, что ты не продумал все до конца, что Войцеховский раскрутит всю твою композицию и найдет виноватых, в числе которых для него окажусь и я… Зачем мне ссориться со старым волком из-за тебя, мартышки? Вот будь ты умнее, отведи подозрение на кого-то, заранее приготовленного, обжаренного… Второпях такие дела не делаются, Ник-Ник, а ты решил птицу счастья за хвост поймать. Ну вот, заруби на носу: счастье – это не птица, а ящерица. Будь здоров.
Когда Феропонт опрокинул рюмку, Ник-Ник едва удержался, чтобы не вбить ее ему в горло. Но следовало быть хладнокровным, тем более, что даже ударить этого сухонького, едва живого старичка не получится, не таков Феропонт. Совсем не таков.
– С Александрой разберутся? – вспомнил Ник-Ник.
– Знаю, знаю твои к ней чувства! Даже не знаю, могу ли тебя порадовать. Видишь ли, сейчас обстановка очень напряжена. Лопухов уверен, что Алекса работает на Кремль, готов ее прикрывать… Попозже, когда все уляжется, мы конечно подкинем ему информацию об этой даме. Так, для порядка… Попозже. А вот с тобой пора решать сейчас.
– И как?..
– Пока не решили. Закуем до времени, а как появится подходящая миссия, так и пойдешь исполнять. Подрезать-то тебя вряд ли станут, я сам выступлю против, – Феропонт подмигнул. – Я в тебя верю, Ник-Ник. Лет через двести будет из тебя толк. Да, еще: как я понимаю, ты дал наводку для Алексы? Когда она пойдет за зеркалом?
– Ночью. Утром я должен был встретиться с ней на Ленинградском вокзале, забрать зеркало и уехать подальше от Москвы. Я подготовил маршрут… Послезавтра утром был бы в Адмиралтействе с зеркалом Грохашша.
– Весь в шоколаде! – захихикал Феропонт. – Не вышло чужими руками жар загрести? Ну, ничего, все образуется, как ты сам сказал. Алексу встретит Войцеховский, заодно и Манану прояснит… Не наше дело. Все, поболтали и будет. Идем в Петропавловку. Бегать не будешь, я надеюсь?
Ник-Ник только вздохнул. Шумно и тяжело, как лошадь. И еще чуточку облегченно:
«Все-таки лучше, чем как Алекса, в Спираль…»
Манана отпустила Нину, точнее сказать, выгнала ее домой. Нечего в такую ночь торчать в салоне. Клиентов тоже отвадила: наложила на всю свою контору заклятие невидимости. Пусть побродят по дворам, пусть поищут – сейчас не до церемоний.
К ней постучались в ровно десять вечера. Манана усмехнулась – ох уж этот Войцеховский, благовоспитанный хоз. Она не пошла к дверям, открыла на расстоянии. Михаил Петрович был один.
– Здравствуйте, Манана Ираклиевна.
– Здравствуй и ты, Михаил Петрович. Случилось что?
– Сегодня тебе привезли кое-что из Питера. Будь так любезна, покажи.
Манана изобразила недоумение, потом широко размела руками.
– И откуда ты все знаешь, касатик? Что ж, убей меня теперь.
– Покажи, а я подумаю.
Старушка руками вытащила из-под кровати мозаичный портрет. С одной стороны глупо ухмылялся первый президент, с другой угрюмо поглядывал второй. В руке Мананы появилась отвертка, она сунула ее в заранее очищенную от замазки в тон дереву щель и распахнула портрет как книгу. В футляре плотно сидели зеркала, около трех десятков – маленькое, каждое хитро изогнутое.
– Дальше, – предложил Войцеховский.
– А мы тут вдвоем?
– Нет, я с официальным визитом. Ну давай, складывай, как ты обиралась это делать?
– Я не собиралась, – покачала головой Манана. – Мне зеркало Грохашша ни к чему, как и тебе. Это Лопухов хотел с ним что-то сделать, обещал гонца прислать.
