построить определенную теорию о роли зрения. Оказывается, зрительная система человека является доминантной среди его органов чувств. Большую часть информации о внешнем мире мы получаем через этот канал.
Уже одно это могло бы много сказать о значении развития и тренировки этой системы восприятия. Но зрение, оказалось, имеет для человека гораздо большее значение. Большой процент нервных волокон ведет сигнал не только от сетчатки к мозгу, но и от мозга к сетчатке. И тут речь не только о том, что воспринимаем-то мы внешний мир через зрение уже с определенным отбором. Здесь, собственно, происходит то же, что со слухом. Развитое и неразвитое ухо слышат разное и по-разному. Развитие слуха — понятие привычное. То хсе и со зрением. И учёные выясняют механизм этого явления. От тренированности зрения, от его воспитания зависит, какие явления мы заметим в жизни.
Но разговор о зрении как органе, инструменте познания может идти глубже. Зрение оказалось как бы экспериментальным полем, чертежной доской, где мозг наш в зрительных образах, в образах, созданных воображением и переносимых на сетчатку, пробует, сопоставляет, пересоздает, ищет и находит решения самых разных проблем и задач — от бытовых до художественных, технических, математических. Ученые называют это процессом обратной визуальности.
Оказалось, что без работы сетчатки не только восприятие внешнего мира, но и самая тонкая, творческая работа сознания, работа, уже не связанная с внешним миром, через восприятие не может обходиться. Конечно, не только зрение, но и слух и другие органы чувств участвуют в этой работе. Но ведущим оказалось зрение.
Какое же огромное значение тогда имеет оно, развитое, воспитанное нами! Причем не только для искусства, а для подготовки к любой деятельности, связанной со зрением. Особенно к творческой — и научной, и технической, и врачебной, и т. п.
И тут наверняка нет более прямого пути к цели, «ем занятие визуальными искусствами — живописью, рисованием, скульптурой, моделированием. Причем именно в детстве, в юношеском возрасте. Ведь у человека есть определенные периоды наибольшего благоприятствования, когда те или иные знания легко входят в конструкцию личности, а не ложатся мертвым грузом в память, в сознание человека. Для развития зрения да и вообще для художественного развития детство, юность — лучшее время.
Но сейчас мы говорили только об одной стороне развития, которое может дать искусство.
«…Жалок был бы круг наших представлений, если бы мы были предоставлены только своим личным пяти чувствам и мозг наш перерабатывал только пищу, им добытую. Часто один мощный художественный образ влагает в нашу душу более, чем добыто многими годами жизни. Мы сознаем, что лучшая и драгоценнейшая часть нашего «я» принадлежит не нам, а тому духовному молоху, к которому приближает нас мощная рука творчества».
Это уже давно сказал русский писатель Гаршин.
Трудно сказать лучше. В искусствах сокрыт опыт развития человеческих чувств, взаимоотношений, представлений о добре и зле, о прекрасном и безобразном — то, без восприятия чего человек не станет звеном в цепи рода человеческого, в цепи культуры человеческой.
Опыт этот сокрыт, конечно, во всех искусствах. Во всех! И тут одно искусство не может заменить другое. Каждое хранит свою часть информации. Ту, которую не могут нести иные, иначе не жило бы оно тысячелетиями.
Я не знаю, какая из этих двух сторон важнее для развития человека и общества… Но можно ли обойтись без них?
К этим двум сторонам можно прибавить и третью, тоже важнейшую, — развитие у человека влечения к творчеству. На ранних, детских и юношеских этапах искусство может здесь сделать неимоверно больше любой другой человеческой деятельности.
Вот передо мной лежат эти работы… Сколько выдумки, сколько увлеченности и труда! Тут и фантазия и наблюдения. Каждому чувствующему искусство они доставят радость.
Ценны эти работы — подснежники творчества, но не они важнейший итог и продукт творчества ребенка. Та радость, которую испытал ребенок при создании этой работы, — творческая радость — и есть главный, важнейший для человека и для всего общества продукт этой работы.
И если эта радость повторяема, если входит в привычку, она становится потребностью, радостной и мучительной потребностью на всю жизнь, потребностью в творческой жизни.
А что может быть важнее? Если творчество становится сутью человека, жизнь его радостна и нужна людям! Ни одно занятие в детстве и даже в юношеские годы не дает таких возможностей втянуться в творческие радости, кроме искусств. Творчество — ведь это создание неповторимого, личного.
Вот как много в душе, в мозгу человека проделывает, вернее, может проделывать искусство.
Мы будем обеднять себя, пока остается это непонимание задачи и возможностей искусства как деятельности человеческой, как деятельности, в которой каждый человек способен создать прекрасное.
Возможно, это — следствие наивности. Но сколько ещё десятилетий можем мы быть наивны? Растет поколение за поколением, и, наверно, пора сделать так, чтобы радость искусства, радость творчества были сызмальства доступны каждому, где бы он ни жил — в Москве, Воронеже или маленьком, далеком от центров рабочем поселке.
Ведь для этого есть пути.
Есть возможности.
Письмо марта
