Все равно — престол или каторга — ты одна моя благодать! Бог — с тобой, ты — созданье бога. И, пускай он давно не со мной, нарисована мне дорога по ладони твоей золотой. Ты одна на роду написана. Но читать подождем. А отклонится линия жизни — я её подправлю ножом. Разговор в двух шагах от «Юности» Александр Сергеевич,
разрешите представиться*
МАЯКОВСКИЙ. Владимир Владимирович, разрешите представиться! Я занимаюсь биологией стиха. Есть роли более пьедестальные, но кому-то надо за истопника… У нас, поэтов, дел по горло. Кто занят садом, кто содокладом. Другие, как страусы, прячут головы, отсюда смотрят и мыслят задом. Среди идиотств, суеты, наветов поэт одиозен, порой смешон — пока не требует поэта к священной жертве стадион! И когда мы выходим на стадионы в Томске или на рижские Лужники, вас понимающие потомки тянутся к завтрашним сквозь стихи. Колоссальнейшая эпоха! Ходят на поэзию, как в душ Шарко. Даже герои поэмы «Плохо!» требуют сложить о них «Хорошо!». Вы ушли, понимаемы процентов на десять. Оставались Асеев и Пастернак. Но мы не уйдем — как бы кто ни надеялся! Мы будем драться за молодняк. Как я тоскую по поэтическому сыну класса ТУ-144 и 707 «Боинга». Мы научили свистать пол-России. Дай одного соловья-разбойника!.. И когда этот случай счастливый представится, отобью телеграммку, обкусав заусенцы: «Владимир Владимирович, разрешите преставиться. Вознесенский». Николай ПЕТРОВСКИЙ-ТЕВЕТКЕЛ
Перевел с чувашского В. ШИРОКОВ
Весенняя панорама Как разбежавшиеся кони, в ночь, колокольцами звеня, спешит вода: и шум погони как эхо гаснущего дня. И под вечернею зарею ясней братание ветвей, и над усталою землею не засыпает соловей. В весеннем розовом тумане двоится солнечный цветок, и над оттаявшей поляной курится розовый дымок. И так мила невзрачность эта:
