Последний торпедоносец

его отце?

Вспомнилась вдруг старая запись — ещё на советской кассете Мк1, которую он слушал недавно у Дениса. Пел его отец — в смысле, пятнадцатилетний мальчишка, которым когда-то был Губин-старший. Слова и гитара — сквозь заезженный скрип:

— В назначенный час заиграет трубач,
Что есть нам удача средь всех неудач,
Что мы что мы всё ещё молодые
И крылья и крылья у нас золотые…

Наверное, отец тоже пел эту песню. Почему так получается, почему в детстве все хорошие? А потом… Но ведь некоторые находят в себе силы такими и остаться — Геннадий Андреевич, отец Сеньки и Наташки, Губин-старший, атаман Иргаш…

А другие меняются — и потом ещё и презирают тех, кто остался прежним…

А может — делают вид, что меняются? А на самом деле им больно и стыдно — и они прячут боль и стыд за циничными словами. Пока сами не убедят себя в своей правоте?

А как же та девчонка? Которая долгие годы ждала его отца? Еёто как можно было предать? Она же ждала его, как Кончита в ' «Юноне» и «Авось» '… (1) Только Рязанов погиб, а его отец окончил Бауманку, купил квартиру, устроился в фирму…

А… Наташка? А он самто что собирается делать?

Игорь ударил кулаками подушку. Завтра ночью — не спать. Сейчас надо, надо, НАДО уснуть.

'Да спи же!' — в отчаянье приказал он сам себе.

1. Игорь имеет в виду историю любви дочери испанского губернатора СанФранциско Марии Консепсьон д'Аргуэльо (Кончиты) и русского посланника графа Рязанова. После трагической гибели графа в Сибири Кончита ждала его тридцать шесть лет, не желая верить известиям о смерти. Эта история описана Рыбниковым в одной из первых советских рокопер ' «Юнона» и «Авось» ', до сих пор пользующейся огромным успехом.

Игорь проснулся от того, что кто-то был в сарае. С недавнего времени он спал с пистолетом под подушкой (Денис разрешил брать ручное оружие по домам). Сколькото в этом было от игры. Но далеко не всё. Игры кончились тогда, когда он увидел, как тонет торпедированный корабль.

Игорь приоткрыл глаза. Напрягся.

И увидел… Наташку.

Она сидела на пороге, глядя в его сторону — наверное, просто перемахнула через забор. И напевала — именно напевала, Игорь с изумлением узнал песню, которую слышал в одном фильме, древнюю такую песню, свадебную, что ли? Так вот Наташка её и пела, и вся эта сцена отдавала чем-то диким, первобытным почти…

— Вьюн над водой, Жених у ворот, Вынесли ему,
Вьюн над водой, Жених у ворот, Вынесли ему,
Вьюн над водой, Жених у ворот, Вынесли ему,
Завивается. Дожидается. Сундуки, полны добра…

Игорю показалось, что Наташка плачет. Но он видел её лицо — оно было лунным и спокойным. А слова стекали с губ…

— 'Это не моё, Вывели ему,
Это не моё, Вывели ему,
Это не моё — Вывели ему
Это батюшки мово… ' Ворона да ой коня…
'Это не моё, Вывели ему, 'Это вот — моё,
Это не моё, Вывели ему, Это вот — моё,
Это не моё — Вывели ему Это вот — моё,
Это шурина мово… '
Свет Настасьюшку… Богом сужденное…
Вьюн над водой,
Вьюн над водой,
Вьюн над водой
Завивается…

Голос её сорвался. И вот в этот момент Игорь понял:

ДЕВЧОНКИ ВСЁ ЗНАЮТ.

* * *

— Знаю я, что они знают, — хмуро ответил Денис. — Давно. С мая месяца. Я сразу понял. Это вы ничего не видите…

— Да ты понимаешь… — Игорь задохнулся, вскакивая. Денис толчком усадил его за столик с рацией:

— Сядь, — сказал он почти угрожающе. — Вам повезло с девчонками. Не как мне. Скорей Чёрное море вскипит, чем они нас предадут.

— Да я не об этом! — Игорь опять вскочил. — Им… им-то каково?!

Денис поправил кобуру с «маузером». Грустно усмехнулся:

— А как ты думаешь, это бывает? Мы воюем. Они ждут и верят… всё повзрослому, Игорян… Включай связь, сейчас выходим.

,

Глава 15 КАРТОННЫЙ ГОРОД

Тогда он рассмеялся — и слушать этот смех

было нехорошо — всё равно как есть хлеб с песком.

Марк Твен

Погодка и в самом деле была как по заказу. Светила луна, море было спокойным, как суп. «Вепрь» крался почти у самого берега.

— При Союзе нас уже десять раз заметили бы, — сказал Сенька, что-то вымеряя по карте. — И пять раз потопили. Что такое, в самом деле — тридцатишеститонное корыто шляется в пограничных водах — и все ноль внимания!