— Серж, — продолжает он, — это что у Вас за вид?
Серж начинает быстро оглядывать себя, явно не замечает неполадок и недоуменно глядит на господина.
— Это что у Вас за павлиний наряд? — язвит принц, — это куда это Вы так вырядились? Вы мой оруженосец или кто? Что это у Вас на ногах, ну?
— Башмаки… — дрожащим голосом протянул несчастный Сергунька.
— Ах, башмаки? И Вы хотите сказать, что в этих самых башмаках Вы можете сию минуту вскочить на коня и следовать за мной?
Сержик, которого в оруженосцы принцу пристроили ну очень уж богатые родители, изо всех сил старающиеся, чтобы мальчик не посрамил их при дворе, кажется, готов разрыдаться.
— Серж! — наконец заявляет принц, — слушайте меня внимательно, потому что повторять я не буду. Я Вас здесь не для красоты держу! Учтите, Серж, Вы, как оружие, всегда должны быть готовы к бою! Итак, с завтрашнего дня, в моем присутствии только в одежде темных тонов. Никаких кружев, перьев и блестящих пуговиц! Никаких самоцветов. И, слышите, Серж, нормальные мужские сапоги, а не это…
Принц брезгливо поморщился, показав глазами на действительно выглядящую хрупко и несуразно расшитую блестками обувь мальчика.
Тем временем я, устав ожидать окончания нотаций стоя с тяжелым кубком в руках, решила несколько облегчить его тяжесть. Попросту говоря, отпила половину.
— Эрик, — говорю, — возьми, попробуй. Горло, наверное, уже пересохло, ценные указания давать.
— Что это? — подозрительно интересуется принц, принимая в руки емкость с напитком и поднося ее к губам.
— Вино! — бодро отвечаю я, — ягодное. Смородина, судя по вкусу, клубника…
Слова мои производят странное действие. Принц откидывает в сторону кубок, отскакивает сам и глядит на меня вытаращенными глазами, испуганно прикрывая ладонью рот.
— Клубника! — шепчет он, — мне нельзя клубнику! У меня проклятие, с детства! Она хуже яда!
Пока я смотрю на него, удивленно подняв брови и пережевывая полученную информацию, Эрик начинает медленно заваливаться на пол. Мы с оруженосцем пытаемся его подхватить, и одновременно вопим на весь замок:
— Помогите! Помогите! Принцу плохо!
Удивительно быстро налетает толпа слуг и придворных, кажется, уже привыкших к тому, что последнее время принцу постоянно плохо, и уволакивает бесчувственного Эрика к нему в покои. Я озадаченно следую за ними. По-моему, или мне кажется, но он не пил. Впрочем, мужу виднее.
Бедняжку Эрика аккуратно складывают на кровать, он открывает наполненные мукой глаза и томно шепчет:
— Доктора Матеуса, доктора Матеуса…
Минут через пятнадцать шустрой ланью прилетает перепуганный Матеус и начинает, не глядя на клиента быстро-быстро выгонять из помещения всех присутствующих, за исключением меня, Сержика и продолжающего трястись дегустатора, а затем плотно притворяет дверь.
— Ключ, — шепчет доктор, — ключ, быстрее!
Я начинаю метаться по комнате в поисках ключа. Естественно, он обнаруживается мирно лежащим под дверью.
— Ух! — произносит доктор облегченно, — пронесло, Ваше высочество.
Их высочество открывает глазки, оглядывается, видит, что все посторонние удалены, подпрыгивает на месте и, соскочив с кровати, быстро, не стесняясь присутствующих, начинает переодеваться. Когда он натягивает на себя кожаную куртку, прошитую металлическими бляхами, имеющуюся у него, как меня уверяли, на всякий пожарный случай, я понимаю, что ситуация совершенно вышла у меня из-под контроля. И пожар того и гляди начнется.
— Эрик, — говорю, — извиняюсь, но Вы, кажется, куда-то собрались? Или мне, действительно, только кажется? Или, может, на Вас клубника таким странным образом подействовала?
— Нет, — отвечает принц, засовывая внушительных размеров походный тесак за голенище сапога.
— А я могу поинтересоваться, куда это Вы направляетесь?
— К Горко.
— Ага! А он, стало быть, ожидает Вас прямо-таки у входа с распростертыми объятиями?
— Ожидает? — хихикает принц, — ну, это вряд ли. Собственно, на это я и рассчитываю.
— Эрик, — не выдерживаю я и хватаю его за рукав, — ну что за балаган? Куда ты?
— Сонь, — отвечает он, — ты, главное, не беспокойся. Мне просто надоело предпринимать меры безопасности. Проблему надо глушить в зародыше. А зародыш — это Горко.
— Да этот зародыш прирежет тебя и уши твои мне в коробочке пришлет!
— Ты так считаешь? Ну, насчет ушей я как-то не подумал.
Ставлю руки в боки и ору:
— Юморист, да? Тебе хорошо, ты помрешь, а мне что делать?! Никуда ты без меня не пойдешь!
Эрик остановился, глянул на меня так, по-королевски, подняв левую бровь, и заявил:
— Молчи, женщина! Я — твой муж и повелитель.
У меня от удивления глаза округлились и рот резко захлопнулся.
— Ладно, — отвечаю, — мой господин, а Вы хоть в курсе, где его искать? Горко этого? Или у Вас с ним за соседним кустом уже стрелка набита?
— Как где? — удивился принц, — в лесу!
— А! Ну тогда езжайте, повелитель! Тогда за Вашу жизнь я спокойна совершенно! Ежели в лесу, тогда конечно… Вы только заезжайте домой, эдак раз в полгода… А так ничего. Если Вы, Ваше высочество, думаете, что Вам, как в прошлый раз повезет. То Вы ошибаетесь. Сегодня они, знаете ли, не на посудомойку охотятся. А, позволю себе заметить, на Вас.
Принц вздохнул и уселся на кровать.
— Соня, — произнес он устало, — девочка моя, если ты знаешь, где его искать, скажи нам, будь так любезна.
— А меня с собой возьмешь?
— Нет! Ну как я могу тебя с собой взять! Кто меня прикрывать будет! Я хоть болен смертельно, а ты куда делась?
Пришлось сдаваться под весом аргументов. Скрепя всеми тормозами, я выложила недотепе этому, где он может найти моего кузена, под угрозой, конечно, придушить супруга голыми руками, если он братику моему что сделает. Не так уж много у меня родни, чтобы так бездарно ею раскидываться. Пригодится еще.
А вообще, кузен — связной у атамана. Если выловить первого, то и второй сыщется без труда.
Я чмокнула принца в щечку, и он воодушевленно полез в окно. Собирать дружину и в путь. Вот как.
Потом мы вчетвером держали оборону.
Матеус объявил карантин. С чрезвычайно важным видом объяснял он всем желающим, что ни-ни, допустить к принцу в комнату он никого не может. Потому что его Высочество болен. Заразно. А если и не очень заразно, что все равно ему нужен покой, темнота, кровопускания и всякое прочее. Впрочем, все равно заразно. И поэтому его, Матеуса, меня, доживающего в жутких мучениях свои последние дни дегустатора, а также юного оруженосца выпускать на волю ой как не рекомендуется. Между тем, все вышеозначенные, умирая от вынужденного безделья, дулись в карты, разговаривали за жизнь, и, страшно волнуясь за нашего обожаемого господина, каждые десять минут подбегали к окну — посмотреть, не едет ли он.
Глава 8.
Я так полагаю, Эрик-младший просто везунчик. Ну кто мог предположить, что атаман решил на время залечь у себя дома. Видите ли, жену ему приспичило повидать, гражданскую. Кто мог подумать, что у убивца этого и душегубца, рядышком с деревенькой, да и еще той же самой, где братец мой обосновался, любовь всей жизни может проживать? Сейчас любовь эта вместе с тремя несовершеннолетними отпрысками, двое из которых были мужнины, то есть того, законного, который утоп пару лет назад по пьяни, а один, младшенький — атаманский, в подполе заседала. Молилась. Кому Горко, может, и
