— Носить что? — переспросил Доктор.
— Кору джик-лянг, — повторил лунный человек. — Это одно из наших деревьев, у его коры очень большая взрывная сила.
— Но как вы смогли ее зажечь? — воскликнул Доктор.
— Я добыл огонь трением, — отвечал лунный человек, — вставлял палочку из твердого дерева в мягкое дерево и быстро вращал. Мы натаскали громадную груду коры и всю ее сложили посреди голой каменистой долины — чтобы не поджечь ненароком кустарник или джунгли. Мы здесь страшно боимся лесных пожаров: сами понимаете, планета наша совсем не велика. Я принес на сланцевой плитке тлеющие угольки и подложил их в костер. И тут же бросился за скалу, чтобы уберечь глаза. Взрыв был просто ужасным, и дым заставлял нас кашлять еще несколько дней, пока не рассеялся.
ГЛАВА 23
ЧЕЛОВЕК, СДЕЛАВШИЙ СЕБЯ ЦАРЕМ
Во время этой продолжительной беседы (она длилась более полутора суток) мы не раз имели случай вспомнить, что необычная компания, которая нас окружила, есть не что иное, как сам великий Совет. Из мглистого сумрака за спиной лунного человека градом сыпались вопросы; ежеминутно поворачивая голову, он выслушивал то новое сообщение, то просьбу о дополнительных разъяснениях, переданную из уст в уста, по цепочке. Иногда он не консультировался с Доктором и отвечал сразу же, прибегая к помощи причудливых звуков и жестов. Было понятно, что Совет не хочет и на мгновение упускать нить переговоров.
А Джон Дулитл (хотя и торопился вернуться на Землю) желал узнать так много, что, казалось, его расспросам вообще не будет конца, — это, впрочем, не так уж и удивляло, ведь это была первая встреча двух не знакомых ранее миров.
— Не можете ли вы припомнить, — спросил он великана, — как вам удалось приспособиться к новым условиям, когда Луна обрела устойчивое состояние? Нам после прибытия было поначалу очень тяжело. Другой воздух, другая сила тяготения, другая слышимость — все другое. А как справились с этим вы?
Лунный человек наморщил лоб, задумчиво потирая его гигантской пятерней.
— Право, не знаю… — пробормотал он, — это было так давно… Я уже говорил, что много раз был на грани гибели. Первые несколько месяцев я занимался только поисками пищи, чтобы не умереть голодной смертью. Потом, когда это перестало меня беспокоить, я начал наблюдать, что творится вокруг. И понял, что птицам и насекомым приходится так же не сладко, как и мне. Я обследовал всю Луну из конца в конец. Себе подобных я не встретил нигде; я был единственным человеком на планете. Но общество мне было просто необходимо. «Ладно, — сказал я себе, — буду изучать насекомых и птиц». Птицы освоились в новой обстановке намного быстрее, чем я. Вскоре я обнаружил, что мои пернатые товарищи по несчастью рады разделить со мной любую работу, которая может служить нашему общему благу. Нечего и говорить о том, что я никого не убивал. Во-первых, я этого вовсе не хотел, а во-вторых, понимал, что если начну плодить врагов на столь маленькой планете, мне долго не продержаться. С самого начала я делал все, чтобы жить самому и давать жить другим. Не могу и передать вам, какое ужасное, безнадежное одиночество я испытывал, не имея возможности поговорить с другим человеческим существом. И я решил: попробую-ка я изучить язык птиц. Не может быть, чтобы они не умели разговаривать. Это сразу понимаешь, стоит только прислушаться к их щебету. Я потратил на это годы, нередко отчаиваясь из-за того, как медленно подвигалось дело. Наконец — только не спрашивайте меня, когда, — я все-таки научился беседовать с ними о простых вещах, высвистывая короткие фразы. Потом настала очередь насекомых — тут мне уже помогали птицы. Потом я принялся за языки растений. На этот раз я получил первые сведения от пчел: они знали все эти языки и все наречия. А потом… что же потом…
— Продолжайте, — отозвался Доктор. Его голос звучал спокойно, но я видел, что он слушает лунного человека с глубоким, напряженным интересом.
— Ох, да поймите же, — не скрывая досады, вздохнул лунный человек, — прошло столько лет, что у меня в памяти почти все уже стерлось. Сейчас мне кажется, я всю свою жизнь только и делал, что разговаривал с цаплями и геранью. Но когда это началось — в какой именно момент я научился говорить с птицами, насекомыми и растениями совершенно свободно, мне ни за что не вспомнить. Знаю одно: чтобы добиться взаимопонимания с растениями, мне понадобилось больше, много больше времени, чем это было и с птицами, и с насекомыми. Боюсь, мы всегда относились к счету времени слишком небрежно — во всяком случае, на ранней стадии лунной истории. Но, как вы помните, в те времена нам приходилось решать множество куда более серьезных задач. С недавних же пор — последние тысячу лет или около того — мы старались вести историю нашей планеты и теперь можем показать вам превосходную запись, которая отражает большинство важнейших событий, случившихся за это время. К сожалению, почти все события, о которых хотите знать вы, произошли раньше.
— Ничего страшного, — сказал Доктор. — Мы прекрасно разберемся во всем этом при более удобном случае. Я очень хочу видеть запись, о которой вы говорите, и, если вы будете так любезны, попрошу вас показать мне ее чуть позже.
Затем, тщательно избегая упоминания дат, периодов и всего, что имело отношение ко времени, он подверг лунного человека длительному опросу, касавшемуся целого ряда тем. Большинство из них было связано с эволюцией насекомых и растений, и Доктор самым строгим образом следил за мной, удостоверяясь, что все вопросы и ответы неукоснительно конспектируются в блокноте. Боже всемогущий! Мой бедный мозг не мог справиться с потоком этих вопросов: казалось, им никогда не будет конца! Как лунный человек впервые догадался, что растения хотят с ним разговаривать и сотрудничать? По каким признакам он установил, что цветы понимают пчел, которые собирают на них пыльцу, и наоборот? Какие фрукты и овощи он счел годными для употребления в пищу и как он определял их питательные свойства, не рискуя отравиться? И так далее и тому подобное. Беседа продолжалась много часов. Я записал большую ее часть, и, полагаю, с весьма незначительным количеством ошибок. Но, помнится, последние часы я уже наполовину спал.
Единственное, что осложняло разговор, — все та же закавыка со временем, наводившая дикий страх на нашего собеседника. После многих веков, проведенных бедным великаном вне человеческого общества, его разум попросту перестал использовать понятие времени. Даже в той записи последнего тысячелетия, которая, по его гордым уверениям, была снабжена надлежащими датировками, отнюдь не считались ошибками (мы убедились в этом, когда он нам ее показал) отклонения в целый век, как в одну, так и в другую сторону!
Изложение лунной истории в картинках и значках было высечено на поверхности большого плоского камня. Мастерство доисторического художника Угу Бумса представало здесь в самом выгодном свете. Хотя эта резьба не могла идти ни в какое сравнение с его шедевром — изображением коленопреклоненной девушки, тем не менее при первом же взгляде трудно было не оценить редкой энергичности и изящества рисунка.
Несмотря на приблизительность дат, которой грешили и воспоминания великана, и высеченная им запись, мы все же составили неплохой конспект лунной истории — лучшего в тех условиях нельзя было и желать. Получился глубоко волнующий, захватывающий документ. Это был рассказ о рождении и развитии нового мира; о том, как человек, внезапно перенесенный в космическое пространство и располагавший лишь тем, что в момент катастрофы случайно оказалось в его руках, сделал себя добрым монархом, повелителем замечательного царства, — гораздо более чудесного, нежели воображали себе в самых смелых фантазиях смертные, оставшиеся на Земле. Ибо по существу этот человек, называвший себя всего лишь Председателем Совета, бесспорно, был царем. А какие невзгоды, какие мучительные трудности он пережил на этом пути, могли понять только мы — мы, прибывшие сюда со снаряжением и инструментами, о которых
