— Вряд ли. Каким-то образом мой больной мозг стал приемником чужих сокровений, к тому же плохим при-, емником: сразу же выплеснул их наружу. А тот, кто реально генерирует великие мысли, носит их в себе. Так ведь, Рой?
Рой сдержанно сказал:
— Пока ты можешь еще претендовать на свое авторство.
— Это было бы слишком простое решение, Рой. А ты ведь сам доказывал, что самое бесплодное дело — искать простых решений. Трудно и вообразить себе, Андрей, как Рой мучил меня вопросами, расспросами, допросами и повторными запросами с той первой минуты, когда я стал способен на что-либо отвечать.
— А каков результат? — осторожно спросил Андрей. — Я имею в виду...
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Моя память обрывается на моменте, когда Спенсер стал приподниматься на диване. Что было потом, даже и не представляю себе.
Андрей взглядом спросил Роя, не повредит ли Генриху дальнейший разговор об аварии. Рой, отвернувшись, не поймал взгляда Андрея. Поколебавшись, Андрей продолжал ставить новые вопросы, лишь постарался говорить помедленней и наблюдал при этом за лицом Генриха, чтобы прервать выспрашивания, если при каком-либо воспоминании оно болезненно исказится. Но Генрих отвечал спокойно, то пожимал плечами, то недоуменно улыбался, то задумчиво смотрел куда-то вдаль — такова была его обычная манера разговора. Андрей понемногу успокаивался, Генрих был прежним, несмотря на свой новый страшный вид.
— Твое сознание, однако, сохранило многие картины, Генрих?
— Знаю. Чьи-то дикие глаза. Они отпечатались в моем мозгу, а не в сознании. Картинки любопытные, я их сейчас с интересом рассматриваю на экране, но ощущение такое, будто ко мне они не имеют касательства.
— Что ты можешь сказать о Спенсере?
— То же, что об экипаже: практически ничего. Мы встречались в столовой и салоне, изредка перекидывались словами.
— Полет проходил нормально?
— Точно по графику. Если бы рейс закончился благополучно, я сказал бы — удивительно скучный перелет.
Рой, запрокинув голову, рассеянно глядел на листву. Лето переламывалось в осень — та особая пора, когда в воздухе глухо и сонно, листья почти не шелестят, птицы не перекликаются. В парке было пусто, выздоравливающие, видимо, отдыхали в своих комнатах. Андрей обвел глазами тронутую желтизной зелень и с удивлением сказал:
— Знаешь, Генрих, хороший же месяц сентябрь, я его всегда люблю, а тут забыл, какие погоды, мне казалось — еще весна. Нет, до чего же хорошо!
Насмешливая улыбка чуть обозначалась на лице Генриха. Улыбался он по-новому — сдержанней и суше.
— Это у нас с Роем тоже бывало — забыть, какое время на дворе. Расскажи о своих достижениях, Андрей. В эфире поминают вашу лабораторию больше, чем все другие. Значит, вы открыли новую галактическую цивилизацию? Поразительно, поразительно!
Андрей о своих работах всегда распространялся с охотой, а сейчас хотелось и отвлечь Генриха. И он знал, как интересовался и раньше Генрих всем, что совершалось в его лаборатории.
— Не новую — единственную. Внеземных цивилизаций немало, но цивилизация на Кентавре намного превосходит человеческую: еще не доступные нам методы связи, все на сверхсветовой скорости...
— Не так быстро, — попросил Генрих. — Прежней скорости восприятия я еще не восстановил.
Как ни был увлечен своим рассказом Андрей, он заметил, что Рой подает осторожные знаки. Вскочив со скамьи, Андрей оборвал себя на полуфразе:
— Остальное узнаешь, когда выйдешь, к тому времени накопим новые наблюдения. Выздоравливай! Выздоравливай!
Генрих остался в парке. Рой шел не торопясь, пока Генрих мог их видеть, потом убыстрил шаг. Андрей недовольно сказал:
— Дикая же спешка! Разве могли повредить мои объяснения, не понимаю, почему не дал досказать, он же заинтересовался...
— Скорей, скорей! — Рой уже не шел, а бежал к авиетке, оставленной у входа. — Я получил мыслеграмму от Армана, что уловлены мозговые излучения такой же характеристики, что у Генриха во время болезни.
— Человек? Машина?
— Человек. И находится в Столице.
4
Когда Арман волновался, его смуглое лицо не краснело, а темнело. Сейчас оно казалось угольно-черным. Арман что-то раздраженно выкрикнул, увидев Роя с Андреем. Рой догадался, что Арман ругается: Арман гордился, что знает старинные клятвы, заклятья и проклятья, заговоры и наговоры; он часто, когда опыты не шли, отводил душу в странных восклицаниях. Рой считал, что так облегчать себя все же лучше, чем швырять приборы, как иногда делал вспыльчивый Генрих.
— Я же просил, просил поскорей! Неужели потом нельзя было наговориться?
— Я не хотел при Генрихе вынимать передатчик из кармана и не все отчетливо слышал. Значит, нашли?
— Не нашли, а потеряли! Засекли, стали пеленговать — вдруг замолк!
Прерывая себя раздраженными восклицаниями, Арман рассказал, что институтская МУМ — малая универсальная машина — приняла излучение той же сумбурной характеристики, что и больные видения Генриха. Электронный медик санатория информировал, что Генрих мирно беседует с другом и братом в парке и что его мозг излучает на спокойных частотах. И в этот момент излучения оборвались, генерирующий их мозг выключился так внезапно, словно погасили лампочку.
Ничего существенного в уловленных излучениях не было, обычная мозговая работа; возможно, человек читал книгу, или любовался телезрелищем, или с кем-то разговаривал. Но что характеристика совпадает с мозговыми записями Генриха, Рой увидел, едва взглянул на перепутанные кривые. Он часто с волнением, с тревогой, с восхищением вглядывался в точно такие же кривые — странные линии, сумятица, судорожные выплески пик, стремительность падений, одни были вызваны тяжкой болезнью, другие свидетельствовали о пронзительных озарениях...
— Если торопишься к себе, я не держу, — сказал Рой Андрею, с любопытством рассматривавшему изображения. — Завтра продолжим беседу.
Рой постарался, чтобы приглашение оставить их прозвучало достаточно убедительно. С Андреем можно было беседовать о его открытиях, но не налаживать погоню за каким-то незнакомцем, мыслительная работа которого так странно повторила болезненные видения Генриха. В сыщики Андрей не годился. Но он был иного мнения о себе. Бледноватое лицо Андрея побагровело.
— Ну нет, на самом интересном месте, вот еще что придумал — завтра! Будь покоен, не помешаю, еще похвалишь!
Рой махнул рукой:
— Тогда сиди и молчи! Будем педантично рассматривать каждый вариант, Арман. Первая возможность, по-моему...
— Да. Излучающий мозг удалился из зоны, где могут засечь его работу.
— Конкретней — источник излучений улетел из Столицы.
— Отпадает. По мере удаления излучение ослабевало бы постепенно, а кривые обрываются круто.
— Вторая: человек заснул.
— Те же возражения. Когда человек засыпает, мозг еще некоторое время работает, ты это знаешь не хуже меня.
— Смерть?
— Маловероятно. Был бы взрыв, перестройка всей картины.
— Сумбура хватает.
— Нормального сумбура, я бы так сказал. Необычная картина, которая непрерывно продолжается. Смерть все-таки обрыв непрерывности, а не ее продолжение.
— Больше я не могу ничего придумать, — сказал Рой.
— Я придумал! — воскликнул Андрей. — Есть еще возможность, теперь слушай меня, я самым простым и коротким...
— Да, пожалуйста, коротким.
— Переключился на иную мозговую генерацию, вот и все! Подробней хочешь?
Рой согласился выслушать подробней. Андрей настаивал, что от человека, умеющего переадресовать свою умственную деятельность другому, да еще внедрить в чужой мозг способность на величайшие открытия, можно ожидать и умения менять свои мозговые излучения. Правда, с такими явлениями пока не сталкивались, считается, что каждый мыслит в характеристике, созданной генами, теперь удастся углубить наши знания, только и всего.
— Хорошенькое «только и всего»! — с досадой сказал Рой. — Был дураком, стал гением, снова обратился в дурака — вот чему равноценны твои «только и всего»!
— А что? Каждое невероятное явление требует своего объяснения.
— Но вероятного, Андрей! Объяснить — значит свести странное явление к нормальным причинам. Если принять на минуту твою версию, то это значит: кто-то в Столице прогенерировал в мозговой характеристике Генриха и, сменив свой мозг — иначе я это и назвать не могу, — выпал из нашего наблюдения.
— Есть возможность проверить, был ли раньше когда-либо человек с такой характеристикой среди жителей Столицы, — сказал Арман. — Наша машина сейчас изучает мозговые паспорта, хранящиеся в архиве.
Он набрал вызов МУМ и покачал головой, получив ответ.
— Рой, машина дает справку, что среди постоянного населения города нет ни одного, кто бы генерировал в этой характеристике. Она проверила