попила жидкого чаю и отправилась в свой номер. Спала она спокойно, даже без сновидений. Однако встала рано, чтобы успеть подготовиться к перелету в окружной центр.
Теперь вертолеты приземлялись довольно далеко от центра города: много понастроили домов, протянули провода электропередачи. Но Петр Ходаков уже поджидал ее здесь. Усадив Машу в свою «Волгу», он повел машину по хорошо укатанной, убитой морозом дороге.
— Совсем нынче зима, — сказала Маша.
— Давно зима, — поправил Ходаков.
Он кое-что слышал о ее отношениях с Андреем Пинеуном, но что там в действительности было, его в общем-то не очень интересовало. И все-таки это требовалось выяснить. Для того хотя бы, чтобы знать, как говорить с Машей о деле.
— Хорошо отдохнула? — начал он издалека.
— Сказать, что отдохнула, было бы неверно, — ответила после некоторого раздумья Маша. — Немного отдохнула, немного поработала. Но поездка для меня была полезной и необходимой. Теперь я знаю, что мне нужно.
— Александр Венедиктович прислал нам твои предложения по перестройке звероводческого хозяйства в лукрэнском колхозе. Мы изучили и передали на отзыв специалистам.
— Каким специалистам? — ревниво спросила Маша.
— В отдел сельского хозяйства.
— Разве в моих предложениях есть что-то сомнительное?
— Не в сомнениях дело, — уклончиво ответил Ходаков.
Он подвез Машу к новому зданию.
— Почему не в гостиницу? — удивилась она.
— Это и есть гостиница, — ответил Ходаков. — Гостиница горного управления. Мы тебя хотели поселить сюда еще тогда, но ученые понаехали. А теперь вот поживешь здесь, пока выберешь квартиру.
— Квартиру себе я уже выбрала, — с некоторым вызовом ответила Маша.
— Где?
— Даже не квартиру, а целый дом с видом на море.
Ходаков воздержался от дальнейших уточнений.
— Вот временные твои апартаменты, — торжественно сказал он, впуская Машу в прихожую. — Номер-«люкс».
Это была обычная однокомнатная квартира, обставленная современной полированной мебелью, даже устланная коврами. Имелись здесь и телевизор, и телефон, и мощный электрический обогреватель. В кухне стоял холодильник, в шкафчике блестела посуда. Жить в таких условиях было бы, наверное, приятно, особенно для Маши, которая многие годы обитала в деревянных, продуваемых всеми ветрами хибарах, без элементарных бытовых удобств…
Петр Ходаков уже ушел, пообещав принять ее в окружкоме после обеда. И Маше стало вдруг неловко за свою резкость, за то, что она не нашла возможности потеплее поговорить с человеком, который так по- дружески к ней относился и делал все для того, чтобы ей было хорошо.
Маша прошла на кухню, обследовала ванную комнату. Все краны работали исправно, и, хотя из них текла обычная желтоватая анадырская вода, она вымылась с удовольствием и решила прогуляться по городу.
Шла привычным маршрутом — мимо Дворца культуры, мимо памятника Ленину, мимо старой гостиницы. И спустилась в нижнюю часть города. Ничего не поделаешь, что-то тянуло ее на кривые улочки старого Анадыря, к этим домикам, вросшим в землю, с окошками на таком уровне, что собаки мочились прямо на стекло. За последними домиками виднелся лиман с ледяными торосами. Вдали угадывалась открытая вода: там курился пар.
Остановилась у книжного магазина. Почему его держат в старом помещении? «Культура руководителей определяется по их отношению к книге», — вспомнила Маша где-то услышанный или вычитанный афоризм.
Распахнула дверь и шагнула через порог. На магазинных полках было пустовато. Не выдержав, обратилась к продавщице:
— За счет чего же вы выполняете план? Я слышала, что по книжной торговле Анадырь стоит на одном из первых мест в Союзе.
— Правильно, — сказала продавщица. — Стоит. А стоял бы на первом, если бы нам завозили книг в три, в четыре раза больше, чем завозят. Все раскупается моментально…
Проходя мимо того места, где раньше было общежитие педагогического училища, Маша вдруг почувствовала себя на много лет моложе. Такою, как тогда, когда окончила училище и предполагалась самостоятельная работа в маленькой сельской школе. Она даже получила назначение в Нешканскую школу, но вдруг вызвали в окружком партии и предложили ехать в Чукотский район. А там единогласно избрали секретарем районного комитета комсомола. Сколько с тех пор воды утекло! Как быстро летит время!..
Спохватившись, Маша посмотрела на часы. Приближался срок решающего разговора с Петром Ходаковым. Она заторопилась вверх. Но, поднявшись к новым домам, постаралась идти размеренно, чтобы удержать ровное дыхание, унять сердцебиение. И все-таки в вестибюле окружкома ей пришлось постоять. Она тревожно прислушивалась к сердцу. Что это с ним? Неужто дает знать возраст?
Петр Ходаков уже ждал ее. В кабинете он оказался один, отчего Маша несколько растерялась: она предполагала встретиться здесь со многими членами бюро.
— Бюро поручило мне лично поговорить с вами, — сказал Ходаков. — Вы не против?
— Да нет, — нерешительно ответила Маша, благодарная в душе такому повороту дел.
— Садись сюда, Машакай, — уже другим тоном продолжал Петр, показывая на низенький столик в углу кабинета; там был накрыт чай.
Они сели друг против друга — секретарь окружкома партии Петр Владимирович Ходаков и коммунистка Мария Ивановна Тэгрынэ, еще не знающая, что ей поручат, обладательница двух дипломов об окончании высших учебных заведений.
— Кымнылтэл, — попросил Ходаков, наливая густой, хорошо заваренный чай. — Рассказывай.
— Мне понравились дела в Чукотском районе, — начала Маша. — Понравились люди и в райцентре и в колхозах, хотя я была только в одном из них.
— В других дела не так блестящи, — уточнил Ходаков.
— Вы знаете, что я уж начала понемногу вникать в звероводство. Это моя специальность, и надеюсь…
— Наши специалисты одобрили все то, что вы предлагаете, — объявил Ходаков.
— Значит, могу возвращаться в Лукрэн и приступать к делу.
Маша старалась сказать это как можно тверже и спокойнее, однако голос ее дрогнул, и она заметила на лице Ходакова едва уловимую усмешку.
— Крепкие тылы подготовила ты себе, Машакай! — неопределенно сказал Ходаков.
— Какие же это тылы? — пожала плечами Маша. — Это фронт работы.
— Как там сын Пинеуна?
— Спартак? — переспросила Маша, вздрогнув от неожиданности.
Ходаков кивнул.
— Пока остался жить у бабушки. Куда же ему деться?
— В интернат не хочет?
— Тогда бабушка останется совсем одна. Можно ли лишать ее последней радости? И для Спартака такая резкая перемена в жизни не пойдет на пользу. Он хороший мальчик, не по летам серьезный, с развитым чувством долга… Да и я надеюсь быть недалеко от него.
— Мария Ивановна. — Ходаков все никак не мог найти верного тона: то говорил с ней на «ты», то на «вы». — Мы тут много думали над тем, куда тебя поставить. Разные были варианты. Я, скажем, настаивал на том, чтобы поручить тебе руководство окружным управлением сельского хозяйства. И со мной почти все согласились. Но мы упустили одну малость — не спросили, куда тебе самой хочется. Ты нам дала урок. И поделом. Он пойдет на пользу… Я тебя понимаю. Понимаю и в другом плане, ты догадываешься, о чем я