десятка надавливаний, он запрокинул голову Эдика, сделал глубокий вдох и принялся делать искусственное дыхание «рот в рот». Тут же он вспомнил, что надо было при этом зажать нос Эдику, и, выругавшись про себя, схватил с дивана покрывало, свернул его валиком и подложил Эдику под шею. Теперь следующая порция воздуха должна была пройти в легкие. После этого Алексей снова принялся за непрямой массаж сердца, чередуя его с искусственным дыханием. Так продолжалось минут семь или восемь, потом в коридоре послышались шаги, и в кабинет вошел врач, за ним медсестра и водитель.
— Что, с ума сегодня посходили?! — начал было врач, но осекся, увидев, что Эдику делают искусственное дыхание, и, быстро подойдя и не говоря ни слова, мягко отстранил капитана и занял его место. Клюкин отошел, чувствуя, что весь вспотел от физических усилий и волнений.
Медсестра орудовала аппаратом, похожим на гармошку, врач же занялся непрямым массажем сердца, бросив водителю: «Носилки!» Минуты через две тот появился с носилками. Клюкин помог перенести Эдика в машину, и та, быстро набрав скорость, унеслась по пустынной улице. Клюкин не успел даже спросить врача, что с пострадавшим, и решил, что лучше задать несколько вопросов дежурному милиционеру.
— Ты как? — спросил он его.
— Да вроде нормально.
— Ладно, сейчас повезут тебя в больницу, только вспомни, что было. Коротко, самую суть.
— Значит, так. Дверь была заперта. Все ушли, кроме него и меня. Вот. Вдруг слышу — звон стекла, а прошло не больше получаса с тех пор, как вы ушли. Выскакиваю в фойе, там стоит этот, высокий, в шляпе и темно-сером плаще, в руках что-то вроде светящейся палки.
— Как это — светящейся?
— Ну… вроде… как при сварке почти, белый свет, только не такой яркий, смотреть можно не жмурясь. Я к нему: «Гражданин, стойте», — говорю. Он разворачивается, палку протягивает. Я даже моргнуть не успел, и она-то меня вроде не коснулась, а удар такой, треск, валюсь на пол — и в глазах темнота. Очухался… не знаю, сколько пролежал, пошел наверх, там Власов лежит в кабинете. Я только глянул — побежал звонить. Ну, вернее, пошел, шатало меня, еле на ногах держался.
— Лицо разглядел?
— Нет. Он сразу палкой… я на нее смотрел и еще на руку… Лица не видел… не помню.
— Ладно. Поезжай в больницу, пусть тебя там посмотрят, это не шутки. Мне бы Гершензона сюда. Я позвоню в отделение, надо поднимать всех… хотя кого?… блин! Ладно, дуй, не мешкай. Я здесь останусь.
Во время наступившей паузы гость Гершензона неторопливо и деловито совершил несколько действий: достал сигарету, зажигалку, закурил, спрятал зажигалку, вытащил пистолет, потом длинную трубку и начал накручивать ее на ствол. Закончив с этим, он положил пистолет с глушителем на стол и снова взглянул на Гершензона:
— Это мой аргумент, мой козырь. Вам нужно вычесть из цены вашего достоинства цену вашей жизни и назвать мне разницу. Если эта сумма будет разумной, вы ее получите.
Гершензон рассмеялся. Это был не дребезжащий стариковский смешок, привычный для его знакомых, а дерзкий, вызывающий смех, и он очень не понравился гостю.
— Моя жизнь и мое достоинство — это одно целое. Вы меня не поняли. Я не продаюсь.
Старик прекрасно понимал, что загоняет бандита в тупик, и выходом может быть только одно, но он продолжал смотреть в глаза своему гостю, гордо подняв голову.
Молчание было нарушено тихим скрипом двери. Открылась не входная дверь, а дверь коридора. Тот, кто вошел, мог появиться в лаборатории через несколько секунд. Ночной гость сидел так, что входная дверь была напротив него, и он спокойно переложил пистолет на колени.
— Вы кому-нибудь говорили о нашей встрече?
— Только сторожу. Иначе он не пропустил бы вас. Должно быть, это он. Больше никто не знал о том, что вы придете.
Оба успели подумать, что Кузьмич мог и проболтаться, хотя какой ему смысл? Можно было предположить, что за экспертом следили…
Дверь лаборатории открылась, и на пороге появилась высокая фигура в сером плаще. Лица вошедшего было почти не видно в тени широких полей шляпы. Он сделал несколько шагов и остановился возле торца стола. По обе стороны его сидели Гершензон и Алиев.
— С кем имею честь? — удивленно спросил эксперт. Он не знал вошедшего. Лицо у того было странное: тоже какого-то серого, землистого цвета, стандартное и незапоминающееся. Гершензон подумал о КГБ — агентов этого ведомства он почему-то представлял именно такими.
— Вы Гершензон? — спросил серый человек.
Голос его был ровным и бесцветным, хотя и с некоторым «металлическим» акцентом — так говорят роботы в фантастических фильмах.
— Да. Что вам угодно?
— Вы взяли зеркало в театре. Где оно?
Если бы нежданный визитер сообщил старому эксперту, что пришел разоблачить его, Гершензон удивился бы меньше. Но вопрос был таким странным, что он поневоле прибег к еврейской привычке, от которой вроде бы успешно избавился.
— А зачем вам это зеркало?
— Это мое зеркало, — спокойно ответил вошедший. — Где оно?
— Ну, допустим, в сейфе, — сказал Гершензон сам не зная почему.
— Нет, — сказал незнакомец, — оно не поместится в ваш сейф, его там нет. Где оно?
— Да какое вы вообще имеете право меня допрашивать?! — вспылил эксперт. — Как вы вообще сюда вошли? Я сейчас вызову сторожа и узнаю.
— Это не имеет значения, — сказал серый человек. Гершензон поднялся с кресла, но незнакомец подошел к нему и преградил путь к двери.
— Вам придется пойти со мной и показать, где зеркало, — сказал он Гершензону, не обращая ни малейшего внимания на Алиева. — Иначе я причиню вам боль. — Он прикоснулся к руке старика, и лицо эксперта исказилось от страдания.
— Что вы… — сдавленно сказал он.
— Эй, подожди, — вмешался брат преступника. — Никуда он с тобой не пойдет.
Алиев поднялся со стула и встал так, чтобы оказаться между дверью и двумя собеседниками. Пистолет он спрятал за полой пиджака, но если внимательно посмотреть, его можно было легко обнаружить.
Серый взял старика за запястье.
— Зеркало было здесь недавно, — сказал он, — оно должно быть у меня. Вы покажете мне, где оно. Идите, иначе будет больно.
Лицо старика вновь исказилось, и теперь на нем появился страх. Вслед за серым человеком он приблизился к Алиеву.
— Отойдите, — спокойно сказал тому Серый. — Иначе будет больно.
Тот не двинулся с места. Тогда, протянув руку, Серый внезапным, резким жестом оттолкнул его в сторону. Брат бандита был плотным и крепким мужчиной, но не смог удержаться на ногах и, отлетев метра на три, рухнул, ударившись головой о стену. Впрочем, сознания он от этого не потерял, как и решимости закончить дело, по которому явился.
— Ах ты, падла!.. — сказал он, выхватил пистолет и направил на Серого.
Тот решительно шагнул к нему, оказавшись между ним и стариком, и тут негромко щелкнули подряд два выстрела. До Серого оставалось метра полтора, не больше, и промахнуться было практически невозможно, но выстрелы, казалось, не повредили странному гостю. В руках у Серого появилась вдруг длинная, не меньше метра, золотистая трубка, он протянул ее к лежавшему, хлопнул еще один выстрел, затем раздался сдавленный полустон-полукрик, и брат бандита скорчился на полу в судорогах.
Серый обернулся. Судмедэксперт Марк Абрамович Гершензон лежал на полу у двери. Две пули Алиева, пройдя сквозь Серого, попали ему в голову. Серый наклонился над стариком, прикоснулся к его запястью, потом оттащил его от двери — иначе бы она не открылась — и вышел из лаборатории.
