произошло. Наконец она увидела мяч и мгновенно обо всем забыла. Она всеми силами души желала, чтобы это был не ее мяч, слишком давно она не играла и очень боялась подвести команду.
Мяч оказался ее, и она включилась в игру.
Сколько угодно Эмма могла убеждать себя, что ее отношение к Бренту вызвано физиологией, жарой, болезнью, но это к его голосу она прислушивалась, пытаясь определить, куда упадет мяч, и это его одобрения искала, готовясь к игре.
Упустив мяч, Эмма чуть не застонала от огорчения, но мгновенно взяла себя в руки, догнала его и передала напарнице. Теперь она чувствовала себя легкой и быстрой. Виновато глянув на Брента, она вернулась на свое место в ожидании новой игры.
Больше Эмма не допускала промахов и ни разу не подвела команду. Они победили, и Эмма, вспомнив, что не играла семь лет, осталась довольна собой. Ей не хотелось думать о том, что завтра у нее будет болеть все тело от непривычной нагрузки.
Пока Эмма вместе со всеми бежала с поля, она искала глазами Брента, даже не замечая этого.
– Кажется, кто-то говорил, что не умеет играть? – ехидно спросил он, одобрительно поглядывая на нее и подавая ей банку с водой.
Эмма взяла ледяную банку и прижала к щеке.
– Я даже не представляла, что еще не все забыла.
– С вами все в порядке? – участливо спросил он, видя ее прилипшие ко лбу кудряшки и пылающие щеки.
– Да. Я просто набегалась и переволновалась. – Она улыбнулась ему.
Он еще что-то хотел ей сказать, но она повернулась к нему спиной, решив во что бы то ни стало сохранять дистанцию. Максимум – дружеские отношения. Она немного забылась утром, но больше этого не допустит.
Эмму обступили другие участницы игры, благодарили за помощь и приглашали пойти с ними в единственный ресторан в Уэбстере съесть пиццу и тем самым отметить победу.
Когда они стали рассаживаться по машинам, Эмма с радостью приняла приглашение Лили Олвин, которую помнила с детских лет. Ее семья занимала дом на той же улице, по соседству с домом Мэгги.
Едва они уселись за столик и им принесли воду и пиво, как Лили принялась болтать.
– Я слышала, Брент спрашивал, все ли с тобой в порядке. Может, он считает, что ты не должна была играть через неделю после смерти бабушки? Впрочем, кому, как не ему, знать, что Мэгги от души посмеялась бы над такими предрассудками!
– Да нет, он сам меня пригласил. – Эмма не удержалась и посмотрела в ту сторону, где сидел Брент и непринужденно болтал с окружавшими его дамами. – Просто я приболела пару дней назад и ему пришлось со мной повозиться.
Лили заметила потеплевший взгляд Эммы и улыбнулась еще шире.
– Да? А что с тобой было?
– Малярия.
– Где ж ты ее подхватила?
Эмма стала рассказывать о своей жизни в Африке, а потом о сенегальской деревне, где прожила какое-то время, распределяя продукты, присланные правительством Соединенных Штатов.
– Там очень многие болели малярией. Особенно дети, – сказала она, пожав плечами и махнув беспомощно рукой. – Мне и в голову не приходило, что я тоже могу заболеть. Провалялась две недели. Было ужасно плохо. Отпуск полетел насмарку. И… – В эту минуту Эмма заметила, что за столом воцарилась тишина и все внимательно ее слушают. Она перехватила взгляд Брента и поняла, что он не пропустил ни слова из ее рассказа. Интересно узнать, о чем он думает. – К счастью, в Дакаре тоже можно лечиться, – договорила она.
Одна из женщин обмолвилась о том, как трудно избавиться от тропических болячек, и все повернулись к ней. Эмма взглянула на Брента. Он смотрел на нее с такой нежностью и теплотой, как еще никогда не смотрел. Сердце Эммы сладко заныло.
– Мэгги гордилась тобой, – услышала она голос Лили. – Каждый раз, когда мы с ней встречались, она рассказывала о твоей головокружительной карьере. Наверно, ты очень интересно жила? Особенно в Париже?
– Всякое случалось, – ответила Эмма уклончиво.
Глаза Лили загорелись.
– Не поверю, что ты не встретила там какого-нибудь галантного француза и не закрутила с ним роман.
– Нет, ничего такого не было. – Эмма рассмеялась и покачала головой, развеселив соседок. – Я просто познакомилась там с еще одним сотрудником нашего посольства. Мы с ним… обручились.
Едва Эмма сказала это, как тут же пожалела о своих словах. Это была неправда. Они с Дэниелом, конечно, говорили о браке, но не конкретно, и ей вдруг пришло в голову, что это лучший способ удержать Брента Форреста на расстоянии. Почему бы не использовать Дэниела в качестве буфера между ними, а то уж слишком быстро она подпала под колдовские чары этого красавчика Брента!
– Его зовут Дэниел Кендол.
Брент наверняка все слышал, потому что нахмурился и отвернулся.
Эмма и сама была смущена своим враньем и постаралась перевести разговор на другую тему…
Потом Брент повез ее домой. Его старая машина скрипела и кряхтела больше обычного, но все-таки покорялась своему хозяину. Он промолчал почти всю дорогу.
– Эмма! – тихо проговорил он, наконец остановив машину и выключив мотор.
Она повернулась к нему и заметила, что он внимательно разглядывает ее.
– Что, Брент?
– В тот отпуск, который вы проболели, куда вы собирались ехать?
Эмма поерзала на сиденье и потянулась к ручке дверцы, забыв, что та плохо открывается изнутри.
– Это было год назад. Не все ли теперь равно?
– Для меня нет.
Он накрыл своей горячей ладонью ее руку. Эмма вспыхнула, но руку не убрала.
– Так куда все-таки вы собирались ехать в отпуск, Эмма?
У Эммы вдруг задрожали губы. Почему-то ей стало необыкновенно важно, чтобы он не думал о ней плохо.
– Я собиралась без предупреждения нагрянуть к Мэгги. Она мне писала, что у нее болит спина, и я знала, что она будет сидеть дома. Ведь я не виделась с ней ни разу после того, как она приезжала во Францию. Если человек, которого вы любите, стареет, чувствуешь необходимость побыть с ним подольше. – Она посмотрела на него и поспешно отвернулась. – Копишь воспоминания на будущее, верно?
– Верно.
Он долго молчал, не отнимая руки.
Эмма не знала, надо ли рассказать ему, как Мэгги восторгалась им, а ей почему-то не хотелось встречаться с ним. И вдруг она поняла, что это нежелание возникло из ее чувства вины. Разве она не сознавала, что бросила Мэгги и что именно поэтому ей не хочется видеть человека, который взял на себя заботу о ее любимой бабушке.
– Эмма, я был не прав. Забудьте все, что я говорил вам. Я не имел никакого права осуждать вас.
Она подняла к нему пылающее лицо и встретила его открытый взгляд, но тут же отвернулась, чтобы он не видел, как у нее дрожат губы и она не может произнести ни слова. Эмма еще ни разу не слышала, чтобы он говорил таким виноватым тоном.
– Я… Я тоже была не права. Что-то у нас вышло не так с самого начала…
– Как глупо! – перебил он ее. – Ведь мы оба очень любили Мэгги.
Комок застрял в горле. Эмма молча смотрела на него блестящими от слез глазами.
– Она многому научила меня, помогла разобраться в себе самом, – продолжал Брент. – Когда я приехал сюда из Нью-Йорка, я был не в себе. Мне хотелось забиться куда-нибудь в угол, чтобы никого не видеть и не слышать, но она мне не позволила.
– Жизнь для живых… – Эмма слабо улыбнулась.
