– Ясно. А я все не мог понять, что с ним случилось. Пришло все-таки.
– Могли бы и предупредить, что написали мне столь ядовитое послание.
Ей опять стало больно, и, опустив голову, она повернулась к двери, мысленно торопя Чарльза.
– Я думал, мы уже все выяснили, – сказал он, кладя письмо на стол. – Я же извинился. Помните, я признал, что неправильно о вас думал?
– Но ведь вы не забыли о ваших обвинениях?
Брент подошел к ней и заглянул в глаза, что было совсем не трудно, потому что, надев босоножки на каблуках, Эмма была с ним почти одного роста.
– Не думаю, что вас беспокоят мои чувства. Скорее, вы не знаете, что делать с вашими, поэтому бежите отсюда.
Она ответила ему взглядом, который должен был сказать ему, что его предположение совершенно непонятно ей. Обойдя его и стараясь ни в коем случае не коснуться, Эмма подхватила чемодан и выскочила на крыльцо, с облегчением заметив в конце улицы такси.
– Я дала мистеру Петерсону ключ. Он покормит кошек, так что вы можете не беспокоиться о них.
Брент вышел следом за ней, и, когда заговорил, голос его звучал подозрительно ласково:
– О чем вы? Какое беспокойство! В любом случае мне надо докрасить стены.
– Только не в серый цвет! – Она холодно взглянула на него.
– Какое это имеет значение? В конце концов вы тут задержитесь только на год!
Чарльз затормозил у крыльца, и Эмма бросилась к машине.
– Плевать! Делайте, что хотите! Красьте хоть в черное, если вам так нравится!
Брент остался на крыльце, но Эмма чувствовала, что он не сводит с нее укоряющих глаз, пока она ставит чемодан и садится в машину. Захлопнув дверцу, она зачем-то стала закрывать окно.
– Счастливого пути, Эмма, – насмешливо пожелал ей Брент. – Я буду ждать вас, не сходя с места.
Этого она как раз больше всего боялась, и ей стало грустно и легко одновременно, когда она попросила Чарльза отвезти ее на автобусную остановку. Пока они не завернули за угол, Эмма, как ни хотела, не смогла удержаться и оглянулась. Она знала, что Брент думает о ней как о предательнице и трусихе, и признавала его правоту.
В Вашингтоне было еще жарче, чем в Южной Каролине. Квартира, которую она сняла и хотела сдать, показалась ей ужасно казенной и бездушной. Современная мебель гораздо меньше соответствовала ее настроению, чем разностильная обстановка в доме Мэгги. Тем не менее она растянула свое пребывание в Вашингтоне на неделю, несколько раз сходив в гости к знакомым и с удовольствием побывав в любимых музеях. Она могла бы и месяц прожить в каком-нибудь из них, но, увы, это все равно не спасло бы ее от мыслей о Бренте.
Она рассчитывала, что несколько дней вдали от него помогут ей вернуть душевное равновесие. Она уже гораздо спокойнее могла думать о запоздавшем письме, полученном на редкость не вовремя, и о своей странной реакции, в основе которой лежала ее собственная вина перед Мэгги. В письме не было обвинений, которых бы она не предъявляла себе самой. Теперь ее волновало, до конца ли он расстался с этими обвинениями.
На это у нее не было ответа, может, поэтому она и оставалась в Вашингтоне гораздо больше времени, чем ей потребовалось на визит к несостоявшемуся шефу, которому она должна была сообщить об изменившихся обстоятельствах. Правда, она могла бы написать ему письмо, но это слишком официально, а Эмме не хотелось сжигать за собой все мосты, так как она не была уверена, что через год снова не будет искать себе место.
Однако рано или поздно, но надо было возвращаться в Уэбстер. К тому же Эмма вдруг поняла, что соскучилась даже по кошкам. Она дважды звонила мистеру Петерсону и справлялась о них.
Единственное, что ей обязательно надо было сделать, это решить вопрос с машиной. И она потратила все свои сбережения на почти новую малолитражку, даже не заикнувшись о рассрочке. Она ведь осталась без работы, и ей не хотелось стать объектом для насмешек. Еще она подумала, что ей придется обратиться к Бренту гораздо раньше, чем она рассчитывала. Нельзя сказать, что эта мысль пришлась ей по душе, но делать было нечего.
Забив машину вещами, которые на удивление быстро и в полной сохранности были доставлены из Сенегала, Эмма отправилась в Южную Каролину. То, что она покидала столицу и бросала работу, о которой долго мечтала, оставило ее на редкость равнодушной, и это даже удивило ее. Мэгги имела обыкновение подсмеиваться над ней, считая, что она зациклилась на своей карьере. Жизнь – вечный калейдоскоп, и надо уметь наслаждаться ею, и Брент Форрест это, видимо, понял.
Злясь на себя за то, что ее мысли постоянно крутятся вокруг него, Эмма покрепче ухватилась за руль и сосредоточилась на дороге и пробегающих мимо пейзажах. Путешествие растянулось на два дня. Не изучив как следует карту, она сделала несколько неправильных поворотов и сбилась с пути. С Брентом такого бы не произошло, Эмма в этом не сомневалась. Он бы и без карты приехал точно куда надо.
По дороге она несколько раз возвращалась к мысли о том, правильно ли сделала, поехав на машине. Тем более что поразмышлять над этим у нее было время. Но сколько бы она ни старалась занять себя посторонними вещами, забыть о Бренте Форресте не удавалось, хотя в нем было много такого, что ей не нравилось в людях: он ни к чему не относится всерьез, не ставит перед собой никаких целей.
Зато Дэниел Кендол точно знал, что с ним будет через пять – десять и даже через двадцать лет, зло подумала Эмма. Вне всяких сомнений, он будет американским послом в какой-нибудь европейской стране к тому времени, как младший из его идеальных отпрысков поступит в какой-нибудь элитарный университет.
Эмма поерзала на сиденье и виновато поглядела на себя в зеркало. Она заставила Брента поверить, будто у нее с Дэниелом все серьезно. Впрочем, еще совсем недавно, когда карьера занимала ее целиком, она бы могла выйти за него замуж. Но недолгая жизнь в Уэбстере заставила ее по-новому взглянуть на мир. Она вдруг поняла, как много потеряет в жизни, в которой нет места обаятельному Бренту Форресту.
Почему бы ей сразу не сказать ему правду, как только она окажется в Уэбстере? Хотя зачем? Его вряд ли это волнует. Вздохнув, она постаралась сосредоточиться на дороге.
Эмма приехала в Уэбстер под вечер и, едва оказалась возле дома, огляделась в поисках Брента. Обе его машины были на месте. Рядом с ними стояла еще одна серебристая спортивная красавица. Значит, у него гости. Или, может, гостья?
Упрекнув себя за любопытство, Эмма поглядела на собственный дом и увидела на крыльце Брента Форреста. Он стоял, скрестив на груди руки, в своих выцветших джинсах и спортивной рубашке.
На секунду ей пришло в голову, что он простоял так все десять дней, пока ее не было в Уэбстере, и она просияла, начисто забыв обо всех своих благих намерениях.
Эмме ужасно захотелось, чтобы он сбежал вниз и обнял ее, но она тотчас мысленно одернула себя.
Остановив машину, она не спеша вышла, потянулась, достала сумку из-под вороха карт, пакетов, в которых покупала еду, туфель, валявшихся на заднем сиденье, и обошла машину кругом.
Брент оглядел ее и, как ей показалось, вздохнул с облегчением, но тут же взял себя в руки.
– Решили вернуться, мисс? – холодно улыбнувшись, спросил он.
– А кто в этом сомневался?
– Разве не вы?
– А что, вы меня вспоминали? – удивленно подняла брови Эмма. – Очень трогательно.
– Не я, а ваш жених. – Он с деланым равнодушием пожал плечами.
– Дэниел?
– Он звонил три раза. Кажется, ему не понравилось, что я подхожу к телефону.
Эмма поджала губы.
– И что вы ему сказали?
– Сказал, что вы заняты. Когда состоится свадьба? – спросил он, покачиваясь на каблуках. – Мне надо знать, чтобы привести в порядок галстук и фрак.
Эмма оставила без внимания его дурацкую шутку.
– Хотите сказать, что он не знает о моей поездке в Вашингтон?
– Да. Я же не знаю номера вашего телефона.
Эмма сжала пальцы в кулаки, мгновенно потеряв над собой контроль.
