поглядывая на ребят, улегся у ног Дины.
Витя взглянул на Сашу и неожиданно рассмеялся.
– Что? – строго спросила она.
– Ты очень выросла, стала длинная-длинная…
– Ну, и что же?
Витя прыснул от смеха.
– Ты теперь походишь на щенка-подростка с длинными ушами и большими лапами.
Дина весело рассмеялась. Космач поднял уши и энергично замахал пушистым хвостом. Толя Зайцев посмотрел из-под очков своим обычным серьезным взглядом на большие ноги Саши, на ее черные косы, вспомнил школьную сторожиху Семеновну. Улыбаясь, Толя сказал:
– Как Семеновна-то говорила про твои косы: «Вожжи подбери».
– А тебе, Витька, она как говорила? – со смехом спросил Слава.
– «Стружки подрежь»! – рассмеялся Витя.
– Какая старуха замечательная была! – задумчиво сказал Толя. – За такую еще бы десяток немцев уложить надо было…
– Уложили бы, да не успели, – отозвался Слава.
Дина порывисто встала и, желая скрыть слезы от товарищей, быстро пошла в горы. Космач поднялся, потянулся и лениво двинулся за ней.
Саша приподнялась на локте, посмотрела ей вслед и с упреком сказала:
– Вечно вы так, не понимаете, что ли… Ведь Семеновну за нее замучили.
– Пора привыкнуть, – сердито буркнул Слава.
Все замолчали.
Первым молчание нарушил Толя.
– Где Мирошка? – спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
– Кто его знает, куда он бегает, – вздохнула Саша.
Слава поднялся и сел.
– Знаете что, ребята, я давно хочу сказать вам…
Толя заметил, что Слава волнуется, и, внимательно глядя на товарища, тоже сел, приготавливаясь слушать что-то интересное.
– Я хочу вас спросить, – продолжал Слава, – неужели вам не кажется странным поведение Мирошки?
Все молчали. Слава сказал то, что мучило ребят в последнее время. Да, Мирошка стал не тем с того самого момента, когда не захотел признаваться своим товарищам, зачем он жил у Прохорова.
– Почему Мирошка зазвал нас сюда и сам каждый свободный час проводит в горах, – с нарастающим возмущением продолжал Слава. – Тарас Викентьевич недаром сказал нам, что мы прошли такую жизненную школу, которую не знают до самой старости многие взрослые… А школа эта нас, как видно, ничему не научила.
– Почему? – удивилась Саша.
– Да все потому же, – с раздражением передразнил ее Слава, – у нас под носом всякие странные вещи творятся, а мы их замечать не хотим.
– Но ведь Мирошка, помнишь, обещал нам объяснить потом все, что произошло у него с Прохоровым, – спокойно возразил Витя.
– Потом? Потом может быть поздно…
– Да ты что думаешь-то? – спросил Толя. – В чем ты подозреваешь Мирошку?
– А может быть, даже в измене! – задыхаясь, сказал Слава.
Все тихо ахнули.
– Какая чушь! – возмущенно воскликнула незаметно подошедшая Дина. – И ты смеешь так думать о командире нашего отряда?! Ты дурак, ты…
– Постой, Дина, – поднимаясь на ноги, сказал Толя, – горячиться не нужно. Вспомни Куренкова. Я предлагаю: Мирошке – ни слова и проследить, куда исчезает он, что делает в горах, и тогда…
– Тише! – прошептала Саша.
С выступа скалы с кошачьей ловкостью к самой воде Байкала спрыгнул Мирошка, сгреб в объятия Толю и, сдвинув кепку на ухо, пропел:
– Куда, куда вы удалились?..
Все молчали. Всем было неловко.
Мирошка внимательным взглядом окинул товарищей, от него не укрылось их смущение. Он принужденно весело воскликнул:
– Ишь куда забились! А я-то ищу их!
– Долго искал? – язвительно сказал Слава.
Мирошка сделал вид, что пропустил мимо ушей и замечание, и язвительный тон Славы.
– Сколько времени? – спросил он, поднося левую руку к глазам.
Как по команде, каждый взглянул на свою левую руку. Часы, подарок правительства, были еще новинкой для ребят, и они смотрели на них то и дело, не снимая с рук даже ночью, так же, как не расставались с орденами и медалями.
– Пора на работу, – сказал Мирошка и первым по тропе стал подниматься в гору.
Ребята молча последовали за ним.
На опасной тропе
В воскресенье, на закате, Мирошка возвращался домой усталый и невеселый. Уже около поселка он спустился к самой воде и на пологом берегу сел на большой камень. Он настолько углубился в свои думы, что не заметил, как в двух шагах от него остановился двенадцатилетний мальчуган-бурят из поселка – Цирен Домбаев. У Цирена были мокрые ичиги, видно было, что он бродил по колено в воде. В одной руке он держал прутик с надетыми на него широколобками, в другой длинную самодельную вилку.
– Из-под камней достал, – сказал он, посмеиваясь. Узенькие хитрые глаза его стали совсем как щелочки.
Мирошка, вздрогнув от неожиданности, взглянул на мальчика и с удивлением стал рассматривать похожих на лягушек, пузатых рыбешек с огромными головами и длинными плавниками. Он никогда не видел ничего подобного.
– Страшные! – брезгливо сказал он. – Я бы не стал их есть.
Цирен хитро улыбнулся:
– Я бы тоже!
– Так зачем они тебе?
– Так… – сказал Цирен.
– Кошке?
Цирен покачал головой.
– У меня нет кошки… А это ты видел? – ткнул он пальцем в ноги Мирошке.
Мирошка с удивлением взглянул на свои новые сапоги и у самых ног увидел странную рыбу: она была небольшая, белая, с чуть кремовым оттенком, нежная и прозрачная настолько, что видны были ее внутренности.
Мирошка присел и с любопытством смотрел на рыбу.
– Это голомянка, – с важностью сказал Цирен. – Вот завтра к концу дня приди сюда, – добавил он, – и посмотри, один хребет останется.
– Почему? – удивился Мирошка.
– Растает на солнышке.
– Интересно! А ее едят?
– Не, ревматизм лечат жиром, – с видом знатока сказал Цирен и с удовлетворением добавил: – Вот! – точно хотел сказать, что и он иногда знает больше партизанского командира.
Он подумал немного и решил еще больше удивить Мирошку:
– А у нас на Байкале есть бухта Змеиная. Знаешь, почему так называется?
– Не знаю.
