Все взглянули на дверь и без слов замерли на своих местах.
На пороге стоял бледный, всклокоченный Мирошка. От усталости он качался как пьяный и не мог стоять на ногах. Он подошел к столу, вынул из банки заботливо подобранный Сашей букет цветов, выплеснул в окно несвежую, желтоватую жидкость и, зачерпнув из кадки воду, пил долго и неотрывно.
Все молчали, чувствуя, что сейчас откроется Мирошкина тайна.
– Вы остановились на том, что купец бежал за границу, – сказал Мирошка, дрожащим пальцем показывая на Аполлона Иннокентьевича.
– Да, он бежал за границу, когда началась революция. Бежал в Германию и прожил там двадцать три года, со дня на день ожидая гибели Советского государства. Но страна наша расцвела, а купец в бессильной злобе грыз ногти. Он мог быть миллионером! Разве это не обидно?! Но вместо всего этого он состарился в мещанском немецком домике со шторами и попугаем. Его разбил паралич. Он уже не вставал с постели, когда началась война Германии с Советским Союзом.
– Тогда приемному сыну – Вавиле Прохорову…
Саша громко ахнула.
Мирошка взглянул на нее и продолжал:
– Вавиле Прохорову он начертил план, где хранились его несметные богатства, план загадочный, на первый взгляд непонятный. Вот он.
Ребята и Аполлон Иннокентьевич в изумлении поднялись с мест.
Мирошка отодвинул посуду, рукавом куртки обтер стол, достал из кармана прозрачную хрустящую бумагу и положил ее, разглаживая ладонями.
– Вот, – сказал он.
На бумаге был изображен Байкал. Стрелка показывала на берег.
– Здесь наши прииски, – сказал Мирошка. – От стрелки точки ведут на условное обозначение гор. Теперь видите надпись: «Господи, пронеси!» Дальше три точки, зубцы, кругляшок, затем надпись: «Пять шагов на запад» – и опять кругляшок с точкой посередине. Этот план я выкрал у известного вам городского головы Вавилы Прохорова.
Слава опустил голову и тяжело вздохнул.
– Ведь я, ребята, прекрасно знаю, что вы думали обо мне за последнее время. На все это я пошел не ради собственных выгод, вы это знаете. Кто видел, как терзали нашу Родину немцы, тот уже больше не думает о собственном благополучии. Верно, ребята?
– Верно, Мирошка! – тихо подтвердил Слава.
– Я знала, что ты такой! – волнуясь, сказала Саша.
– Но я не вполне верил всей этой истории и хвастливым словам Вавилы Прохорова, – продолжал Мирошка. – Я думал, а вдруг все это обман, и поэтому решил не говорить вам, не тревожить вас зря, пока не проверю всего. Я проверял, а вы считали меня чуть ли не шпионом!
Слава опять опустил голову.
– Да, я с целью зазвал вас сюда. И жалеть об этом не стоит. Вы работали хорошо. Я – хуже, потому что я был занят другим. Каждую свободную минуту я блуждал в горах, разглядывая условные обозначения карты. Цирен открыл мне, что значила фраза «Господи, пронеси!». Я напал на верный след и был окрылен этим. Много раз по страшной тропе я ходил в горы, рискуя собственной жизнью.
Однажды, это было во время «горной», далеко в горах, я встретил деда Акима. Мне показалось странным, что так далеко, рискованным путем ходит старик в горы расставлять силки для птиц. Кроме того, меня насторожила подозрительность старика, его попытки добиться, зачем я хожу в горы.
Конечно, я ничего не сказал ему, тем более что старик не понравился мне. Но не разумом, а чутьем я почувствовал, что дед Аким как-то связан с моей тайной. И я старался не терять его из виду.
В первую же встречу он открыл мне, что означали эти три точки, – Мирошка ткнул грязным пальцем в карту, – это были старые избушки монахов-отшельников. Из них теперь сохранилась только одна, но года двадцать три тому назад стояли все три.
– Знаю я эти избушки, – сказал Аполлон Иннокентьевич, не сводя глаз с возбужденного Мирошки.
– Вот те самые, – подтвердил Мирошка и продолжал: – Дед Аким повадился ходить к нам. Он хвалил нас, говорил всякие загадочные вещи о том, что жил бы он хорошо, правильно, если бы его черт один не попутал. И когда он так говорил хорошо и задушевно, тянуло меня рассказать ему свою тайну, но удерживала мысль – а вдруг он хитрит. И я молчал. Чувствовал я, дед Аким тоже с трудом сдерживал себя, чтобы не разоткровенничаться со мной.
И все же мы открылись друг другу. Ни ему, ни мне это уже не было опасно, потому что старик умирал.
Он поведал мне страшную тайну: двадцать три года тому назад, когда приемный отец Вавилы Прохорова – Пархомов, забрав с собой небольшую долю найденного золота, собрался бежать за границу, он оставил охранять горы верного человека – Акима Непомнящих. Верного потому, что он так же, как сам Пархомов, ненавидел Советскую власть.
Пархомов сказал Акиму, что в горах у него хранится великий клад, он велел ему пуще глаз охранять горы, не пускать туда ни одного человека. За услугу пообещал Пархомов Акиму миллионы, а пока дал ему две пригоршни золота и золотом этим да обещаниями купил он душу мужика, и занялся тот темными делами.
Он, Аполлон Иннокентьевич, отца вашего убил в горах. Сам мне признался.
– Он? – с изумлением спросил Домбаев и медленно встал.
– Он! – твердо сказал Мирошка и взглянул на ребят.
Они давно уже от волнения не могли сидеть и стояли на ногах.
– Вы только подумайте, ребята, – двадцать три года Аким охранял горы, и днем и ночью не знал покоя. Но не думайте, что это он делал только за две пригоршни золота, за данное слово, в надежде, что вот-вот вернется Пархомов… Нет, он сам разыскивал пархомовский клад. Разыскивал все двадцать три года – и безуспешно.
– И вот, когда появился я, – Мирошка улыбнулся, – и вы, ребята, начали следить за мной, старик заволновался. Он тоже почувствовал, что я связан с его многолетней тайной. Он увидел, что меня не испугаешь ни хищниками, ни рассказами об убийствах в горах. Он попробовал взять суевериями и показал нам это изумительное зрелище – «горных духов». Но и это ему не помогло. И вот за несколько часов до его смерти, наконец, состоялся наш разговор по душам. Старик рассказал мне свою тайну, а я ему свою. Он помог мне разобрать смысл загадочной карты и благословил меня на великое дело. Да, благословил, ребята, самым настоящим образом, вот так, – Мирошка неправильно перекрестил свое лицо, снизу вверх.
– Это не благословил, а перекрестил, – без улыбки сказала Саша.
– Ну, все равно, – согласился Мирошка. – Тогда-то я и написал вам записку, без спроса забрал с собой ваше ружье, Аполлон Иннокентьевич, и пошел в последний раз…
Мирошка только теперь почувствовал, что ружье оттягивает плечо. Он снял его и поставил в угол.
– Я шел тем путем, который указал мне старик: по тропе «Господи, пронеси!» к трем монашеским кельям… Зубцы на карте означали Зубастый голец. Вы знаете его, Аполлон Иннокентьевич?
– Еще бы! – с волнением отозвался тот.
– Кругляшок оказался огромным круглым камнем. Вот смотрите, – Мирошка показал на карту, – после этого кругляшка надпись: «Пять шагов на запад» и опять кругляшок, но только с черной точкой. Этот кругляшок с черной точкой – пещера. Та самая пещера, которую столько лет изо дня в день напрасно искал дед Аким, скитаясь в горах Байкала. Та самая пещера, ребята, которую… – Голос Мирошки зазвенел и сорвался. От волнения он не мог говорить.
Он помолчал немного и тихо сказал:
– В этой же пещере сорок два года тому назад ночевал ваш отец, Аполлон Иннокентьевич… А потом ее вторично открыл богач Пархомов, но ограбить ее ему помешала революция…
Аполлон Иннокентьевич дрожащей рукой начал расстегивать ворот рубашки, оторванная пуговица упала на стол и закатилась под карту. Он дышал со свистом, то и дело вытирая рукавом обильные капли пота на лбу.
– Ну, и что же в той пещере? – спросил Толя.
– Там… – Мирошка задыхался и не мог говорить. Он с отчаянием махнул головой, точно хотел этим
