номеров.
Федя свернул направо, в темный и более узкий коридор. Стены здесь пестрели надписями: «Уходя, гаси свет», «Здесь курить воспрещается», «Уходя, проверь, не остались ли включенными приборы».
Феде захотелось посмотреть в один из кабинетов. Он потянул металлическую ручку, но дверь не открывалась. Тогда он нагнулся и заглянул в скважину замка. В это время дверь бесшумно распахнулась и больно ударила его по голове.
Из лаборатории вышел невысокий студент в черной форменной тужурке с блестящими позолотой наплечниками.
– Извините! – сказал он, пытаясь скрыть улыбку. – Вам что-то нужно?
– Неудачно поинтересовался лабораторией.
Оба засмеялись, дружелюбно поглядывая друг на друга.
– Вы на какой? – спросил студент.
– На биолого-почвенный. А вы кончаете?
– Четвертый курс геологического.
Не сговариваясь, они медленно пошли рядом – студент четвертого курса, уверенный, свой в этих строгих стенах университета, и чужой еще здесь, немного растерянный новичок.
В дверях вестибюля студент остановился:
– Вы комсомолец?
Федя кивнул.
– Ну, значит, встретимся не раз и на комсомольской работе.
Он пошел было, но снова остановился и спросил у Феди его фамилию. Федя сказал.
– У нас с вами, товарищ Власов, очень разные специальности, – почему-то весело воскликнул он. – Мы заставляем неживую природу служить человеку, а вы будете подчинять людям живые организмы! – И студент быстро побежал вверх по ступенькам.
Федя вышел на улицу. Ему показалось, что вернулась весна, с солнцем, с запахами оттаявшей земли. Пригревшиеся на солнышке воробьи со звонким чириканьем порхали по карнизам окон, стайками слетались на мокрую от дождей землю, мелкими шажками бегали по грязи, оставляя на ней тонкие паутинки следов.
Белое четырехэтажное здание университета окружал обширный тополевый сад с дорожками, скамейками и почерневшими старыми беседками. Федя выбрал уединенную скамейку, сел и, приглядываясь к уже пожелтевшим кое-где тополевым листьям, с грустью подумал, что в Сибири слишком короткое лето.
Он нагнулся к влажной земле, прутиком написал: «Заставляют неживую природу служить человеку» – и задумался.
Неживая – значит мертвая, холодная, без души. Служению неживой природе этот веселый, привлекательный студент отдает свою жизнь! Конечно, все это делается для живых людей, но все же… Нет, Федя не мог бы учиться на геологическом факультете. В его воображении встали груды холодных камней, но сейчас же их заслонили живые просторы тайги с шелестами, шорохами, с ласковой полоской неба, скупо проглядывающего среди вершин деревьев.
Где-то в сумраке темной чащи, скрытые буйной зеленью, бьют прозрачные родники. В стороне от людских троп, в первозданной тишине самой непроходимой лесной трущобы, притаилась жизнетворная свет-трава.
К буйному молодому водовороту студенческой жизни Федя привык быстро. Не прошло и недели, как чужие и незнакомые на первый взгляд аудитории, кабинеты и коридоры университета стали такими же родными, как школьные классы.
Он внимательно приглядывался к студентам своего курса, и со многими у него завязывалась дружба.
На лекциях чаще всего он садился рядом с Барановым – худощавым, узколицым юношей в очках. Баранов привлекал Федю своим страстным увлечением науками. На обложках тетрадей, которыми он пользовался, каллиграфическим почерком был выведен его девиз жизни: «Не терять зря ни одной минуты». И он жил именно так. Федя не раз встречался с Барановым в забитых народом трамваях и автобусах: одной рукой он то и дело хватался за металлические поручни, а другой держал перед лицом открытую книгу и увлеченно читал ее, не замечая, что его жмут и толкают со всех сторон. Он жадно читал книги и в перерывах между лекциями, в столовой, в кино.
Привлекал Федю и однокурсник Саша Мартынов, еще в десятом классе завоевавший первенство по конькам на областных соревнованиях.
Силой, здоровьем, энергией веяло от всего облика Саши Мартынова. Федя любил смотреть на него, когда в спортивном зале он затевал французскую борьбу, бокс или фехтование и всегда оставался победителем.
– Не хотел, честное слово, не хотел, – говорил он, подавая свою ручищу побежденному, смущенно сверху вниз поглядывая на болельщиков.
Но особенно тянуло Федю к секретарю комсомольской организации университета Алеше Лебедеву. Это был тот самый студент, слова которого о служении живой природе так глубоко запали в душу Феде.
На первом комсомольском собрании Федю выбрали комсоргом группы. Он еще плохо представлял себе работу комсорга и за советом обратился к Алеше.
Они сидели рядом за столом, то набрасывая на бумагу план работы группы, то увлекаясь беседой.
– Я интересовался твоим личным делом, Власов, – говорил Алеша, как всегда тихо, близко наклоняясь к Феде, – и очень рад, что именно тебя избрали комсоргом. Ты был секретарем комитета школы, учился отлично, но главное… – Алеша засмеялся. – Вот тут уж мы поручим тебе дельце мировое… Ты, оказывается, руководил струнным оркестром!
– Руководил…
По тому, как горячо расспрашивал Алеша Федю о школе, о семье, о впечатлениях об университете, Федя чувствовал его расположение к себе. С этого дня и началась их дружба.
Страна готовилась к выборам в местные Советы. Федя, как и большинство комсомольцев курса, работал агитатором.
Стояли последние дни поздней осени, со снежными ветрами и легкими заморозками. В один из таких дней Федя направился к избирателям.
В распахнутые ворота, оглашая улицу гудком, мягко въехала коричневая «Победа». Федя вошел вслед за нею. В подъезде к нему подбежал мальчик и, подняв румяное личико, сказал с упреком в голосе:
– Дядя, а как же ежики?
– Ежики? – сначала удивился Федя, но потом вспомнил, что встречал этого малыша во время обхода квартир избирателей и говорил ему, что скоро на избирательном участке кукольный театр покажет ребятам сказку «Аленький цветочек», а потом в живом уголке школы они могут посмотреть настоящих ежей, привезенных из Москвы. – В воскресенье посмотришь ежиков, – ответил он мальчугану.
– Двоих?
– Нет, одного.
– А вы обещали двоих.
– Видишь ли, ежики тепло любят, – Федя наклонился к мальчику, – а когда их везли, в вагоне было холодно. Один ежик простудил лапки, заболел ревматизмом и умер.
– Умер? – огорченно переспросил мальчик. – Надо было его в теплое завернуть.
Он покачал головой с таким видом, точно хотел сказать: «Хоть вы и взрослые люди, а не знаете такой простой вещи, что маленьким животным нужно тепло!»
Федя пожал мальчику руку в красной рукавичке и передал привет папе с мамой.
Эта встреча напомнила Феде, что он обещал детям избирателей рассказать об Артеке. Лучше всего это мог сделать тот, кто бывал там. Одна из женщин сказала Феде, что в доме номер восемь живет девушка, которая дважды отдыхала в Артеке. К ней Федя и направился.
Он позвонил в квартиру номер восемь.
Дверь открыла белокурая девушка и кокетливо поздоровалась с ним.
– Сегодня мне исполнилось восемнадцать лет. Я уже избирательница, – сказала она.
