Федя минуту молчал, потом, опираясь руками о спинку стула, спросил:
– О любви хочешь? Только это старое стихотворение. Он писал его еще в школе.
– Читай.
Чуть подняв голову, тихим голосом, но с чувством Федя прочел стихотворение Игоря:
Алеша слушал очень внимательно, даже шепотом повторял некоторые строки. И когда Федя кончил, сказал с воодушевлением:
– Ну, это настоящий поэт.
– Врожденный! И знаешь, Алеша, я верю в его большое будущее.
– И, пожалуй, не ошибаешься!
– Жаль только, немного зазнается, – вздохнул Федя.
– Это от молодости! Подрастет, поумнеет, станет проще.
– Я тоже так думаю, – сказал Федя, но в словах его Алеша не почувствовал убежденности и посоветовал:
– А ты по-дружески критикуй его. Зазнайство – это, брат, оковы для способного человека.
– Я и так уж стараюсь. Долбил об этом в каждом письме. Только в последнее время он почему-то писать перестал.
– Может, обиделся!
– Едва ли! Здесь что-то другое.
– Ого! – воскликнул Алеша, взглянув на часы. – На новые сутки двадцать минут перешло. Какое у тебя дело? Говори!
Алеша сел за стол. Федя впервые заметил, какой у Алеши красивый профиль: тонкий нос с горбинкой, выпуклый энергичный лоб со спустившейся прядкой волос и полные губы, в упрямой складке которых как бы выразился весь характер Лебедева. Но что-то чужое и незнакомое было в этом красивом лице товарища.
Федя вдруг почувствовал, что не может найти подходящих слов, словно перед ним сидел какой-то далекий человек. Он перешел на другое место, и когда встретился взглядом с Алешиными глазами, то увидел в них то теплое заинтересованное выражение, которое и располагало всех студентов к откровенности с Лебедевым.
– Ты знаешь, Алеша, черт его знает, Алеша, – сбивчиво начал Федя, – не дает мне покоя эта свет- трава. С одной стороны, подумаешь: вроде как бы сказка, легенда, с другой, посмотришь: а вдруг все это правда? Разве мало человечество затеряло сокровищ? Может быть, свет-трава и есть то великое средство, которое избавит народ от гипертонии, эпилепсии, психических заболеваний. Недавно в газетах опять были напечатаны статьи о лекарственных травах. Сообщалось даже, что Министерство здравоохранения намерено расширить в мединститутах курс фитотерапии, чтобы улучшить изучение лекарственных трав. Открыть бы свет-траву, Алеша, а? Может быть, нам всем курсом взяться?
Алеша слушал Федю, сидя по-прежнему на столе. Плечи его перекосились, рука повисла, голову он держал набок. По-видимому, ему было очень неудобно сидеть в такой позе, но он не решался изменить ее, пока Федя говорил.
Когда тот кончил, Алеша соскочил со стола, прыжком бросился к двери и, встав в позу боксера, сказал:
– А ну давай разомнемся. С утра сижу. Все тело затекло.
Федя не успел слова сказать, как Алеша молниеносно налетел на него и начал награждать крепкими тумаками. Несколько секунд Федя только несмело защищался, но азарт захватил и его. Он сжал кулаки и пошел в наступление с таким упорством, что Алеша, запыхавшись, завопил на всю комнату:
– Ну здоров ты! Тебе, Власов, боксером надо быть.
Распалившийся Федя схватил Алешу в охапку и начал тискать в дружеских объятиях.
Вдруг дверь комнаты раскрылась, и в ней показалась доцент Николаева – секретарь партийного комитета университета.
– Что тут случилось? – с испугом воскликнула она, готовясь позвать кого-нибудь на помощь.
Алеша и Федя выпустили друг друга и не могли сказать ни слова: они запыхались и еще больше смутились.
– Вопрос тут серьезный решаем, Татьяна Филипповна, – наконец сказал Алеша.
Николаева рассмеялась.
– Я за две комнаты отсюда услышала, что тут у вас дискуссия разгорелась.
– В самом деле, Татьяна Филипповна, я даже хотел к вам бежать, – сказал Алеша.
– Ну, если вопрос неотложный, решим его без промедления, – согласилась Николаева. Она села на стул и с веселыми искорками в глазах посматривала на товарищей.
Алеша шумно придвинул стул и сел напротив Татьяны Филипповны, приглаживая волосы и все еще тяжело дыша.
Федя стоял, прислонившись к шкафу. Он вспомнил, с какой горячей заинтересованностью Алеша не раз расспрашивал его о свет-траве. Федя чувствовал, что тот воспринял легенду как быль. Но что могла подумать и сказать о свет-траве Татьяна Филипповна – заведующая кафедрой ботаники, руководитель ботанического кружка университета?
– Ну, давай рассказывай, Власов! – обратился к Феде Алеша.
И Федя рассказал легенду о свет-траве и все, что думал о ней.
Он боялся смотреть на Татьяну Филипповну. А вдруг ей кажется все это не стоящим внимания пустяком? Уж лучше не следить за выражением ее лица и рассказать все, все.
Николаева поднялась и молча прошлась по комнате.
– Ну что же, все это очень интересно! – сказала она.
Окрыленный ее словами, он взглянул на нее. Татьяна Филипповна была высокая, худая. Седые волосы и темное платье придавали ей строгость. Но Федя по рассказам студентов знал, что Николаева добрая и простая.
«Легенда… Красивая, поэтичная легенда! И как она захватила его!
– Ну что же, все это очень интересно! – повторила она. – Но задачу вы берете на себя не легкую, Власов. И путь ваш пока неверен. Вы думаете искать только свет-траву…
– А что же еще искать, Татьяна Филипповна? – спросил Алеша, все время молча наблюдавший за Николаевой и Федей.
– Я думаю, что надо изучить растительный мир района Семи Братьев. Ведь у вас начало уже сделано. Вспомните свой гербарий, который вы подарили нашему кабинету ботаники. Попробуйте продолжить эту работу.
– И тогда свет-трава придет сама в руки, – сказал Алеша, внимательно следивший за ходом мыслей Николаевой.
– И не только свет-трава. Могут быть другие, не менее ценные открытия. Мало ли у нас в Сибири растений, еще не известных человеку.
– Это не под силу одному, – сказал Федя.
– А вы в одиночестве не останетесь. Здесь вам поможет наш ботанический кружок, а в районе найдутся краеведы, которые, может быть, и без нас уже ведут эту работу.
– Наверняка такие люди есть. Ведь вот что любопытно, Татьяна Филипповна: большинство геологических открытий первоначально делается местными следопытами, – заметил Алеша.
– Не только геологических. У нас сотни примеров из других областей науки, – сказала Николаева.
