– В обкоме? – удивленно переспросил Федя.
– Да, в обкоме комсомола, – подтвердил Алеша.
Теперь Федя сообразил, что в этом нет ничего странного. Саня – член комитета комсомола рудника, и, конечно, в обкоме она бывает.
Алеша что-то еще говорил, но Федя не слышал его. Он повернулся к окну и быстро пробежал глазами записку. Карандашом, торопливо Саня писала:
В воскресенье… Сегодня был еще только вторник. Как долго ждать!
Но воскресенье пришло неожиданно скоро. Книги, которые срочно нужно было прочитать, лекции, репетиции оркестра увлекали Федю, и времени на ожидание воскресенья не оставалось.
Зато само воскресенье тянулось бесконечно долго. С рассвета Феде не спалось. Он встал, оделся и, осторожно ступая босыми ногами, чтобы не разбудить мать и сестренок, вышел на кухню. Он нашел там яйца, масло и начал готовить завтрак: поджарил белый хлеб до хрустящих розовых корочек, залил его яйцами, вскипятил воду в электрическом чайнике.
Наконец послышались поскрипывания кровати и тихий шепот. Это сестренки перебрались к матери.
– Мама, я не сплю! – крикнул из кухни Федя. – Ты не торопись вставать. Завтрак уже готов!
– А мы тут затаились, как мышата, – засмеялась мать.
Федя знал – ей приятна его забота. Она пролежала в постели лишние полчаса, а потом встала, надела пестрый халат, умылась и, повязав голову белым платком, села за стол. Белоголовые и голубоглазые девочки-близнецы примостились на табуретках около матери.
Наталья Михайловна Власова овдовела в войну. Муж погиб под Сталинградом, и трое ребят остались на ее руках. Она не имела специальности и поступила щепальщицей на слюдяную фабрику. Простое на первый взгляд дело вначале не спорилось. Власова присматривалась к лучшим работницам фабрики и вскоре научилась с такой быстротой и точностью расщеплять ножом кусочки слюды на тончайшие блестящие пластинки, что даже опытные работницы слюдяной фабрики с удивлением следили за ее мелькающими пальцами.
Работа на фабрике ее утомляла, и она не справлялась с домашними делами. «Была бы старшей девочка, а не парень, все шло бы дома по-другому», – думала Наталья Михайловна.
Сын словно чувствовал, о чем думает мать. Он охотно, часто без подсказки бегал на рынок за продуктами, готовил обед, присматривал за сестренками и даже пытался стирать им платьишки.
Иногда по воскресеньям Наталья Михайловна уходила к кому-нибудь из знакомых в гости, и Федя оставался за главного. Сидение дома не казалось Феде тяжелой обязанностью.
В это воскресенье время шло удивительно медленно… Под вечер Федя начал уже беспокоиться: вдруг Саня почему-либо задержалась и не приехала? Он то и дело посматривал в окна, прислушивался к стукам и скрипу снега во дворе.
Но вот кто-то постучался в окно.
– Саня пришла! – сказал Федя.
Щурясь от света, Саня остановилась у порога. Девочки бросились ей навстречу. Наташа подпрыгнула и повисла у нее на шее, Катя подхватила ее за руку и тянула к себе.
Саня со смехом обняла и расцеловала девочек.
Федя молча наблюдал эту сцену, не отрывая глаз от Сани. Как всегда после долгого перерыва во встречах, ему казалось, что Саня стала другой, и он тревожно слушал ее слова, всматривался в ее лицо.
– Ну, хватит вам, хватит! Дайте человеку пройти, – внушительным баском сказал Федя, отстраняя от Сани сестренок.
Он пожал ей руку, встретился взглядом с ее смеющимися глазами и успокоился.
– Раздевайся! – весело сказал Федя и потянулся, чтобы принять ее пальто.
– Нет, лучше ты одевайся! Мы пойдем вместе, знаешь куда?
– Куда?
– В кино. Вот билеты.
Саня достала из кармана пальто билеты, повертела ими перед Фединым лицом и спрятала обратно в карман.
Они быстро шли по освещенным улицам. И Федя первый раз осмелился взять Саню под руку. Их разговор не прерывался ни на минуту, и снова, как прежде, им было хорошо и просто друг с другом.
Не успели они дойти до кинотеатра, как знали уже все новости. Федя рассказал Сане о своей беседе с Николаевой.
– А я думала, что ты уже забыл о свет-траве, – заглядывая Феде в лицо, сказала Саня.
– Что ты, Саня, я свет-траву никогда не смогу забыть, честное пионерское!
– Ишь ты, какой великовозрастный пионер! И когда ты отвыкнешь от этой школьной привычки? – засмеялась Саня.
– Я люблю эти слова, Саня. И знаешь, почему? Их говорят ребятишки бесхитростно, от чистого сердца.
Саня поняла, что словами о великовозрастном пионере могла обидеть Федю, и ей захотелось сказать ему что-нибудь приятное.
– Ты молодец, Федя, у тебя есть своя мечта и, как это еще говорят… установка. Да, правильно, установка, то есть цель…
Федя смущенно улыбнулся. Похвала Сани была приятна ему.
– Да куда ты бежишь? Я уже запыхалась. Не бойся, не опоздаем! – сказала Саня, удерживая его за руку.
Он сразу убавил шаг и пошел медленнее. Это он-то боялся опоздать в кино? Да он с превеликим удовольствием не пошел бы туда вовсе, и куда лучше было бы вот так ходить с Саней по многолюдным улицам, говорить без конца и чувствовать, что она рядом.
– А помнишь, Федя, ты мне сказал как-то, что собираешься поискать документы о свет-траве в архиве? – спросила Саня.
– Я уже был там. Искал! Никаких следов. Буду искать в Семи Братьях. И найду, Саня, честное пионерское, найду!
– Найдешь! Я бы хотела, чтобы ты нашел.
– Как хорошо, Саня, что ты веришь. Мне это, знаешь, дороже…
Он чуть не задохнулся, не договорил, и они надолго замолчали.
– Завтра у меня боевой экзамен. Доклад на ботаническом кружке, – опять заговорил Федя.
– А ты хорошо подготовился? – спросила Саня, и Федя почувствовал, что она тревожится за него.
– Готовлюсь. Работаю с лупой, с определителями над своим гербарием. Ты помнишь его? Он мне очень пригодился.
Саня помнила, как Федя любовно показывал ей коробки, наполненные засушенными цветами и травами.
– Хочешь, после сеанса я расскажу тебе план своего доклада? – спросил Федя.
– Ну конечно, хочу, – с готовностью отозвалась Саня. – А пока возьми вот это.
Она остановилась и подала ему небольшую толстую тетрадь. В темноте он не разглядел ее и спросил:
– Какая книга?
– Это не книга. Это наш родовой дневник. Я никому его не показывала.
Саня рассказала, как получила эту тетрадь от Валентины Назаровны.
– Спасибо, Саня, – горячо поблагодарил Федя, пряча тетрадь за пазуху.
Некоторое время он в волнении шел молча, почти физически ощущая тепло на груди от тетради.
Они подошли к белому одноэтажному кинотеатру и сквозь шумную толпу протиснулись к широкому крыльцу. Из открытых дверей на тротуары и дорогу падал электрический свет, освещая прохожих и снующие по улице автомобили.
В зале ожидания, на эстраде, под аккомпанемент квартета пела маленькая худощавая женщина с глянцевито-черными гладкими волосами, разделенными на прямой пробор. Было очень тесно и шумно. Они
