видел. Был он еще парнем, на внучку мою заглядывался, да и я совсем молодым был, полсотни еще не прожил.
Федя недоуменно посмотрел на старика, мысленно прикидывая его возраст, и не удержался, спросил:
– Сколько же вам лет, дедушка?
– Сто десять, сынок, минуло.
– Вот это здорово! – восторженно воскликнул Федя и сел на скамейку.
Он забыл о том, что у ворот дома стоит некормленная лошадь. «Живая история», – думал Федя, с интересом разглядывая старика. А тот глядел задумчиво поверх Фединой головы, точно прислушиваясь к самому себе, не замечая собеседника.
Иногда бывает так, что встретятся два человека, и, несмотря на разницу лет, мыслей, взглядов, им хорошо и просто друг с другом, будто знакомы они не первый год. Так случилось с Федей и Савелием Пряхиным. Они разговаривали с увлечением, а когда старик сказал, что знал всех семерых братьев Кудреватых, Федя насторожился.
– А о свет-траве вы, дедушка, что-нибудь слышали? – спросил он.
Некоторое время Савелий Пряхин сидел без движения и все так же задумчиво глядел поверх Фединой головы.
Федя решил, что тот не слышал его вопроса, и хотел повторить. Но старик качнул головой и сказал тихо:
– Знаю, знаю свет-траву…
– Знаете?! – с любопытством воскликнул Федя и приподнялся.
– Я мальчишкой был. Привезли ссыльного доктора в Семь Братьев и поставили на квартиру к Ивану Кудреватых. Сперва ему не позволили народ лечить. Он писал начальству жалобы, что, мол, должен голодной смертью помирать, коли своим делом заниматься запрещают. Ну, ему тогда и позволили. Лекарь был хороший, сердечный, в ночь-полночь, коли надо, к больному приходил. Кому платить нечем, бесплатно лечил. Я в ту пору в батраках жил на заимке богача Коровина, в пяти верстах от Семи Братьев. Сказывали – в революцию ее дотла сожгли…
– Бывал я в тех местах. Трава растет, больше ничего нет.
– Там о лекаре-то я и услышал…
– Ну, а свет-трава? – нетерпеливо перебил Федя старика.
– Свет-траву он где-то в наших же лесах нашел, посеял на взгорках возле Семи Братьев и стал ею народ лечить.
– Излечивал? – с волнением спросил Федя.
– Излечивал. Все болезни излечивал. Бабы его за святого почитали, только, сказывали, он одной на ухо шепнул: ты, мол, тетка, меня к лику святых не причисляй, я и в бога-то не верю.
– Ну, а потом что было? Долго жил в Семи Братьях этот лекарь?
– Недолго. Вскоре же его сослали в другие края.
– Где же эти взгорки, на которых он свет-траву посеял? – спросил Федя и почувствовал, что от волнения ему не хватает воздуха.
– Вот это, сынок, запамятовал. За сто лет столько взгорков перевидал, что в голове все перепуталось. Траву вот помню. Небольшая она, пушистая. Цветы на ней маленькие – когда белые, когда розовые. Цветет она недолго. День-два – и опадают цветы. Оттого и найти ее трудно. Корешок в земле слабо держится. Так с корнем ее и вытягивали. Сомнение меня берет, чтобы по сие время осталась в наших краях свет-трава. Лекарь-то с разумом рвал ее, а когда его увезли, бабы сами рвать траву начали – могли и подчистую выполоть…
– Дедушка, а узнали бы вы сейчас свет-траву? Отличили бы от других трав?
– Узнал бы, сынок!
– Значит, вы покажете ее, если я принесу вам образцы всяких трав?
– Сынок! – грустно сказал Савелий Пряхин. – Слепой же я… Стена!.. – Он сделал движение рукой, точно в самом деле перед ним высилась стена, заслоняя весь мир.
Некоторое время Федя молчал. Потом он вспомнил о Рыжке, стоявшем за воротами, о том, зачем он пришел в этот двор.
– Дедушка, у вас можно переночевать?
– Можно, можно, сынок, – ласково ответил тот и, чуть подавшись грудью вперед, осторожно пошел по направлению к дому, приговаривая: – Я самоварчик вскипячу, чай пить будем.
Федя завел под навес Рыжку, распряг его, в корыто насыпал овса. Пока лошадь мягкими губами подбирала овес, он сидел на бревне и раздумывал о том, что услышал от Савелия Пряхина.
Возможно, Савелий Пряхин и был творцом легенды о свет-траве? Или легенда настолько взволновала сердце старика, что с годами он поверил в то, что все это произошло на самом деле? Но особенно радовало Федю предположение, что все рассказанное Савелием Пряхиным – правда.
Поздно вечером Федя забрался на сеновал, но уснуть не мог. Он ворочался с боку на бок, прислушивался к особенной тишине деревенской ночи, прерываемой звоном кузнечиков, шумными вздохами коров и еще другими, неведомыми ему звуками.
Лежать надоело. Он встал. Подошел к краю сеновала, сел, свесив босые ноги, и стал всматриваться в темноту.
Село спало. Над черными силуэтами крыш поднималось темное небо, усеянное неисчислимым множеством живых, мигающих звезд.
Деревню окружала тайга. Федя знал – она тянулась на тысячи километров. Ее прерывали реки, пашни, деревни, железные дороги, города. Она уступала им место и отходила.
Федя закрывал глаза, и ему мерещились зеленые взгорки, усеянные ландышами, ароматной богородской травой и кустиками крупной, созревшей черники.
В эту ночь он поверил, что в богатых сибирских лесах притаились сотни еще не открытых лекарственных трав. В себе он ощущал горячее желание пуститься на их поиски.
«Пусть в жизни не существует свет-травы или я не сумею найти ее, – думал Федя, – но я найду другие лекарственные травы».
На рассвете, поеживаясь от прохлады, он пришел к окончательному решению пойти учиться на биологический факультет.
У кромки леса, над рекой, заалела утренняя зорька, и на светлеющем небе проступили очертания гор. Как дымок дальних костров, из ложбин потянулся туман к поднимающемуся солнцу.
Федя встал, бросился на разостланную на сене овчину, натянул на себя одеяло и закрыл глаза. Но какое-то смутное беспокойство не давало ему задремать.
На лестницу, прислоненную, к сеновалу, взлетел петух. Он гордо оглядел двор, вытянул шею, украшенную зеленым блестящим воротником, захлопал красными с коричневыми полосками крыльями и загорланил, извещая деревню, лес, реку и поля о наступающем дне.
Федя поднялся на локте и громко спросил себя:
– А почему на биологический, а не на медицинский?
Петух скосил на него красные глаза и слетел с лестницы на землю. Из гнезда, искусно прилепленного к балке крыши, вылетела ласточка, с громким писком выглянули большеротые, некрасивые птенчики.
Федю опять охватили сомнения. Хотелось поговорить со знающим человеком, услышать его совет.
– Сынок, вставай, сынок! – послышался снизу голос Савелия. – Чаек пить иди!
Федя вскочил, подошел к краю сеновала, присел на корточки.
– Доброе утро, дедушка!
Старик стоял около лестницы босой, в полосатых штанах, в длинной белой рубашке.
– Как спалось, сынок?
– Никак, дедушка. Всю ночь не спал.
– Что так? – удивился Савелий. – В молодые годы только и поспать.
– Все о будущем своем думаю, дедушка. Не знаю, куда учиться пойти: биологом быть или врачом?
– Биологом? Это как? – неуверенно спросил старик.
– Это значит природу изучать. Каждую травку, каждое дерево знать.
