Индивид и социум на средневековом Западе

роке, перед которым человек бессилен, то в германской картине мира «судьба», «везенье», «удача» имели более личный характер; как мы видели выше, человек способен вступать с судьбой в активное взаимодействие и влиять на нее.

Выше я уже рискнул высказать гипотезу: одной из причин того, что Реформация, с характерным для нее акцентом на идее удачи и преуспеяния в земных делах как знаке избранности индивида Богом ко спасению («протестантская этика»), победила преимущественно в германских странах и потерпела поражение в странах романской культуры, было наличие в культурной памяти упомянутого активного восприятия судьбы. Не была ли старая германская концепция удачи вновь активизирована на исходе Средневековья? Аугсбургский купец писал, что Господь наградил его предков «милостью, удачей и прибылью» (gnad, gluck, gwin = Gnade, Gluck, Gewinn). В этой аллитерированной триединой формуле удача-судьба весьма точно занимает место между Божьим благословением и купеческим доходом. Богатство – результат взаимодействия ниспосланной Творцом удачи с целенаправленными усилиями самого предпринимателя.

Протестантизм не послужил conditio sine qua non в процессе зарождения капиталистических отношений; они складывались и в католических странах. Но здесь приходилось прибегать к некоторым уловкам для того, чтобы индивид, поглощенный накоплением, в то же время чувствовал себя чистым перед Богом. Быть богатым в материальном отношении и вместе с тем бедняком в своих душевных привязанностях, по словам святого Франциска Сальского (1567-1622), – «великое счастье для христианина, ибо тем самым он обладает на этом свете выгодами богатства, а на том – заслугою нищеты»¹⁰.

Как кажется, теперь мы можем более рельефно представить себе различия между бюргером и рыцарем.

162

Рыцарь, как правило, жил в замке в окружении своей семьи и челяди, приближенных и прихлебателей, время от времени вступая в непосредственное общение с себе подобными – другими благородными, посещая их владения, участвуя в воинских экспедициях, турнирах и сборищах. Сеньориально-вассальные отношения сплачивали рыцарей в ordo привилегированных, но вместе с тем обособляли их от остальной массы общества, на которую, будь то крестьяне или бюргеры, они свысока взирали. В рыцарской литературе это пренебрежение к неблагородным постоянно проявляется.

Бюргер же, будь то ремесленник или торговец, не вел столь обособленного образа жизни. Обитатель города, как мы видели, был включен в сложную сеть социальных связей и многоликих общественных групп. Здесь существовала плотная и сложная система человеческих отношений, в которой на первый план выдвигались «горизонтальные» связи, что вовсе не исключало неравенства между цехами, как и антагонизма между зажиточными бюргерами, с одной стороны, и бедняками и деклассированными низами – с другой.

Город представлял собой центр притяжения для тех сельских жителей, которые по тем или иным причинам стремились покинуть деревню и обрести в городских стенах свободу («Stadtluft macht frei»). Население росло в первую очередь за счет вновь прибывших выходцев из окружающей местности. В городах селились и многие благородные, пополнявшие слой привилегированного патрициата. Город был тем пунктом, куда прибывали торговые люди и ремесленники из других стран и регионов. По пестроте своего населения, плотности и сложности его состава город был уникальным феноменом средневековой цивилизации, где с наибольшей интенсивностью осуществлялся обмен социальным опытом, верованиями, идеями, производственными и бытовыми навыками. Не случайно именно он стал главным очагом возникновения и распространения вольномыслия, неортодоксальных взглядов и ересей. В недрах этого специфического человеческого конгломерата вырабатывался тип личности более индивидуализированной, открытой новым влияниям и способной к многосторонним социальным и духовным контактам'.

Примечания

¹ Цит. по: Краснова И.А. Деловой человек Флоренции: занятия, крут' общения, общественное сознание // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М., 1999. Т. 2. С. 105.

² A Good Short Debate between Winner and Waster. An Alliterative Poem on Social and Economic Problems in England in the Year 1352 / Ed. by I.Gollancz. Oxford, 1930.

163

³ Ibid., 11. 253-256, 297-299.

⁴Rossiaud J. Le citadin // L'homme medieval. Sous la direction de J. Le Goff. Paris, 1989. P. 159-200. Книга R. Weissman. Ritual Brotherhood in Renaissance Florence. N.Y., 1982, осталась мне недоступной.

⁵ См. об этом подробнее: Le GoffJ. La bourse et la vie. Economie et religion au Moyen Age. Paris, 1986; Гуревич A. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Exempla XIII века). M., 1989. С. 197 и след.

⁶Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1990. С. 222-224. Восставших на Моисея Дафана и Авирона поглотила расступившаяся под их ногами земля (Числа, 16: 1-36).

⁷Espinas G. Les Origines du capitalisme. T. 1. Sire Jehan Boinebroke, patricien et drapier douaisien (?-1286 environ). Lille, 1933.

⁸ Подробнее см.: ГуревичАЯ. Средневековый купец // Одиссей-1990. М., 1990.

⁹Murray A. Reason and Society in the Middle Ages. Oxford, 1985. P. 100.

¹⁰ Цит. по: Оссовская M. Указ. соч. С. 392.

¹¹ См.: Le GoffJ. Ville // Dictionnaire… P. 1183-1200.

«Великий неизвестный»

Говорить о психологии и самосознании средневекового крестьянина еще труднее, нежели о мировосприятии представителей других сословий. Само собой разумеется, никаких текстов, вышедших из среды сельского населения, не сохранилось – по той простой причине, что крестьяне на протяжении почти всего интересующего нас периода всецело оставались в сфере устной культуры, образуя массу, «лишенную архивов». То немногое, что историкам известно о взглядах и поведении этих людей, исходит из совершенно иной социальной среды, от ученых монахов и клириков, от деятелей церкви и