погибли с Петром. Тогда из него вытрясли остатки его, Моховой, искореженной души, запихнули ее обратно и предупредили, чтоб никому, никогда, ничего, а то… пожалеешь.
Их глаза опять встретились.
— Почему безопасность занялась этой планетой, ты, знаешь? — спросил Мохов.
— Я, думаю, они решили сами поискать эту троицу…, разрушающую планеты, как орехи, — медленно произнес Александр.
— Да, — кивнул Алексей. — Им бы такое оружие… Только, похоже, у них пустые хлопоты, Ян, раз у вас тут горы просто так вырастать начали, — Алексей вдруг зевнул. — Что-то я задергался, как дурак… Ладно, давай, мы с твоим студентом поболтаем, Ян, аккуратненько так… Как ты думаешь?
И встал. За окном светало. Значит, шесть утра. На дневное освещение город переходит ровно в шесть. И зимой и летом. Не было в городе деревьев внизу, и не было смысла удлинять или укорачивать время суток. И в космосе, на корабле день начинается в те же шесть часов. Начинался день. Правда — воскресенье. Значит, никуда спешить не надо. И, удобно завалившись в разные концы на диване, двое мужчин через десяток минут уже спали.
Часть 2
1
— Выключи! — приказал властный голос.
Осветившаяся было комната опять погрузилась во тьму, и дверь закрылась.
Здесь в стоэтажном небоскребе на берегу океана жильцов можно было пересчитать по пальцам. Состоятельные настолько, чтобы иметь жилье не в многоярусных мегаполисах-муравейниках, а в отдельном доме, да еще так близко к воде, уровень которой менялся не по карману быстро для простых землян, они занимали апартаменты порой в несколько этажей.
В окнах последнего этажа жалюзи открывались очень редко.
'Он так совсем свихнется', подумала горничная о мрачном жильце прекрасного номера с бассейном на крыше, входя в скоростной лифт, полетевший вниз по внешнему фасаду здания, сверкая на солнце всеми гранями прозрачной кабины.
Как только стих последний звук стремительно удаляющегося лифта, в темноте большой комнаты, разбавленной лучами света, пробивающегося сквозь приоткрытые жалюзи, почувствовалось движение. Очень худая, высокая фигура тяжело поднялась с раскинутого на все ярко-желтые подушки дивана и поплелась к окну. Попавшее в полосы света лицо оказалось очень правильным. Его точеные черты все явственней проступали из сумрака. И его можно было бы назвать красивым, если бы не жуткое безразличие, сквозившее в каждой опустившейся мышце этого необычного лица. Его можно было бы назвать безумным, однако дикое отчаяние, застывшее в синих жестких глазах, не позволяло этого сделать.
Приблизившись к окну, он прижал лицо к жалюзям и замер, уставившись в их солнечные щели. Там, медленно перекатывая разморенные под жарким солнцем волны, лежал океан. Ни белоснежных парусов яхт, ни многочисленных лодок, которые снуют здесь целыми днями, не было в этот ранний час перед ним. Одна вода во всем своем величии занимала все пространство до самого горизонта, сливаясь с серо-голубым маревом неба. Лихорадочный взгляд настойчиво вглядывался в слепящую синеву…
Время текло медленно… Мужчина, оторвавшись, наконец, от окна, развернулся и, бесцельно взглянув вокруг, бесшумно прошел по длинношерстному ковру мимо раскинутого огромного дивана, единственного в этой комнате, мимо других комнат, существование которых его не интересовало никогда… Огромная столовая встретила его все той же прохладой и полутьмой. Экран вызова обслуживающего персонала призывно подмигивал синим огоньком на стене роскошного бара.
Мужчина открыл холодильник и привычным жестом выхватил одновременно пять апельсинов. Отвернувшись, он нашарил другой рукой длинный нож, перевернул высокий фужер, который в единственном числе был подвешен в сушке и резким взмахом ножа отсек нижнюю часть всех пяти апельсинов сразу. Развернув руку боком, лениво выжал пенящийся сок в фужер, и залпом жадно выпил его, бросив в матово отсвечивающую мойку пять абсолютно выжатых корок. Найдя в шкафу ржаной багет, он жадно отхватил крепкими зубами добрую половину и лениво нажал кнопку заказа на стене.
В засветившемся меню он отметил все тот же ржаной багет, апельсины, подумав, ткнул в филе семги, приготовленное на гриле, и добавил в опцию «Прочее» опий, нажав на появившемся английском алфавите длинными пальцами несколько букв. Панель, издав жалобный писк, выдала сообщение о том, что наркотики вредят его здоровью, но после подтверждения просьбы успокоилась, и вскоре легкое жужжание возвестило о том, что заказ выполнен.
Фигура мужчины, видневшаяся в свете, сочившемся сквозь приоткрытые жалюзи, удивляла. Но прекрасно вылепленные, безвольно поникшие плечи, мощные руки, брошенные вдоль сильного тела, длинные, атлетические ноги, не скрытые короткими измятыми шортами, дополняли все то же отчаяние, сквозившее и только немного приглушенное опием во всем этом странном жильце.
Добравшись до спальни, и, рухнув в полный рост, лицом вниз, на диван, он вытащил из-под него змейку кальяна и затянулся. Жесткий блеск его глаз померк, мышцы красивого лица безвольно расслабились, и тело застыло неподвижно на смятых шелковых простынях…
Жаркий день тянулся бесконечно. Но в роскошной комнате царил прохладный полумрак. Сюда не доносился разноголосый шум пляжа, звуконепроницаемые стены хранили своего хозяина от суеты многоэтажного здания, лишь в короткие мгновения тишины доносился легкий шум лифта. Да и вряд ли это безвольное распластанное тело могло сейчас хоть что-нибудь услышать, оно будто усиливало ощущение отсутствия живой души в этом номере…
Очнулся он поздно ночью, в полной темноте прошел к лестнице, ведущей на крышу. Медленно подошел к краю и замер, глядя на лунную дорожку, бегущую по океану. Легкий теплый ветер доносил запахи побережья, водорослей, йода… Неожиданно он развернулся и бросился в бассейн, подняв бурю сверкающих в свете многочисленных фонарей брызг. Опустившись на дно, его фигура долго неподвижно лежала на самом дне, потом всплыла и продолжала лежать лицом вниз, поражая и пугая таким продолжительным пребыванием без воздуха. Однако через некоторое время он резко перевернулся на спину, делая жадный вдох, будто все-таки решив вернуться к жизни, и, легко подбросив послушное тело вверх, едва коснувшись края бассейна, уже через секунду устало плелся вниз.
Мокрый, оставляя за собой лужи воды, он прошел в спальню и, упав на диван, привычно нащупал рукой безотказный кальян…
Утром пришла горничная и, разобрав присланный вчера заказ в столовой, пройдясь по нежилым комнатам дорогостоящих апартаментов, вошла в спальню и включила свет.
— Выключи! — услышала она.
Этот парализующий ее приказ она слышала каждое утро, и поэтому никогда не задерживалась здесь надолго. Иногда, очень редко, этого странного жильца не было на месте, и тогда она вволю обшаривала все укромные места, любопытство заставляло ее проделывать это снова и снова. И каждый раз она разочарованно оставалась ни с чем. 'Будто этот полоумный красавчик так и ходит везде в одних шортах!', подумала она, выключая свет и поспешно удаляясь.
2
Управляющий отелем на восточном побережье Африки Дон Каддоган, сорокалетний блондин со слащавой полуулыбкой, не считал нужным вникать в скучнейшие бухгалтерские отчеты. Ему достаточно
