Не то чтобы она считала, что добилась чего-то, но это было необходимо. Завтра она постарается навести глянец на свой новый образ, ну а потом — за дело.
9
Это было все равно что сковыривать болячку. Боль жуткая, а рука так и тянется делать это вновь и вновь. Тадеуш сидел за полированным срезом дуба, служившим ему письменным столом в домашнем кабинете, и перебирал фотографии Катерины. Здесь были официальные фотографии, когда они вдвоем посещали кинопремьеры и она сияла так, что журналисты принимали ее за восходящую кинозвезду, фотографии с благотворительных обедов, на которых Катерина собственными пальчиками кормила его лобстером, а еще с открытия детского сада, для которого она помогала собирать пожертвования, студийные фотографии, которые он выпрашивал у нее в качестве подарков на свой день рождения. Фотокамера любила Катерину чистой любовью.
Еще были десятки фотографий, сделанных им самим — и сиюминутных, и тщательно продуманных. Катерина в Париже, и Эйфелева башня отражается в ее солнцезащитных зеркальных очках. Катерина в Праге, на фоне многолюдной Вацлавской площади. Катерина на рынке во Флоренции, трогающая сверкающий бронзовый нос статуи дикого вепря, якобы приносящего счастье. Катерина нежится в бикини на солнце, согнув ногу в колене и читая дешевый романчик. Он никак не мог вспомнить, где была сделана эта фотография, — то ли на Капри, то ли на Большом Каймане. Почему-то эти фотографии попали в пачку с пражскими фотографиями. И за каждой была целая история.
Он постоянно собирался разобрать их и разложить по альбомам, однако, пока Катерина была жива, все не хватало времени, да и архив пополнялся регулярно. Зато теперь у него было сколько угодно времени и он мог раскладывать изображения любимой женщины в каком угодно порядке. Тадеуш вздохнул и потянулся за альбомом в кожаном переплете, который купил в магазине фототоваров несколькими днями раньше. Он открыл еще один пакет с фотографиями и принялся рассматривать их, не обращая внимания на пейзажи и архитектурные достопримечательности, но выбирая лишь лучшие изображения Катерины, три из которых расположил на первой странице. Придирчиво оглядев дело своих рук, он написал, как всегда, аккуратным почерком: «Катерина. Амстердам. Наш первый совместный уик-энд». Ему пришлось уточнить дату в дневнике, и его рассердило, что эта подробность их жизни с Катериной не осталась навсегда запечатленной в его памяти. Он расценил это как неуважение, которого Катерина не заслуживала.
Гудение видеодомофона прервало размышления Тадеуша, и он закрыл альбом, после чего поднялся, пересек холл и подошел к маленькому экрану в стене около входной двери. Снаружи Дарко Кразич стоял вполоборота к улице и беспрерывно шнырял глазами то вправо, то влево. Даже на респектабельных улицах Шарлоттенбурга его помощник не воспринимал безопасность как нечто даруемое небом. Кразич вечно цитировал своего отца-рыбака: «Одна рука для лодки, другая для себя». Тадеушу не приходило в голову протестовать против того, что можно было бы назвать паранойей, по крайней мере пока речь шла о его собственной жизни. Кразич заботился о его безопасности и о своей тоже, так что его следовало благодарить, а не давать волю раздражению.
Впустив своего помощника в подъезд, Тадеуш оставил дверь на задвижке и отправился в кухню варить кофе. Едва он успел достать кофе из морозилки, как Кразич уже был рядом, с опущенной головой и расправленными плечами, словно искал, на кого бы обрушить свое воинственное настроение. Однако он знал, что с боссом лучше не шутить.
— У нас неприятности, — проговорил он на удивление спокойно.
Тадеуш кивнул:
— Я слушал новости по радио. Еще два мертвых наркомана в грязном ночном клубе на Ораниен- штрассе.
— Всего семеро, считая того, который умер в реанимации.
Кразич расстегнул пальто и достал из внутреннего кармана сигарницу.
— Знаю. — Тадеуш включил кофемолку, на несколько мгновений лишив их обоих возможности слышать друг друга. — Дарко, я умею считать.
— Журналисты тоже. Тадзио, они поднимут жуткую вонь. Такое нельзя спустить на тормозах. На полицейских давят со всех сторон.
— За это мы им и платим, разве не так? Чтобы они держались и не нападали на наших людей.
Он насыпал кофе в кофейник и залил горячей водой.
— Есть кое-что такое, чего они не могут игнорировать. Например, семь покойников.
Тадеуш нахмурился:
— Дарко, о чем ты говоришь?
— Дело зашло слишком далеко, и нашими обычными силами мы не справимся. Сегодня собираются арестовать Камаля. У нас будет крапленая карта, если наш человек сейчас засветится. — Он раскурил сигару и с удовольствием затянулся.
— Черт! Что можно сделать?
Кразич передернул плечами:
— Зависит от многого. Если на Камаля повесят семь убийств, то он может решиться на то, чтобы сдать меня. И даже тебя. Если ему дадут гарантии безопасности, он с легкой душой от нас избавится в надежде на программу защиты свидетелей.
Тадеуш обдумал слова Дарко.
— Нельзя этого допустить. Дарко, настало время пожертвовать пешкой.
Дарко позволил себе легкую усмешку, и это не осталось без внимания Тадеуша.
— Хочешь, чтобы я не дал ему добраться до полицейского участка?
— Я хочу, чтобы ты сделал, что нужно. Однако, Дарко, надо быть осторожным. Дай что-нибудь журналистам, чтобы они думать забыли о мертвых наркоманах.
Он налил кофе в чашки, и одну подвинул сербу.
— У меня есть пара идей. — Дарко поднял чашку, словно хотел чокнуться с Тадеушем. — Предоставь все мне. Ты не будешь разочарован.
— Нет, — твердо произнес Тадеуш. — Не буду. Ну а если Камаля не станет? Кто займет его место? Кто сумеет его заменить?
День был долгим, и бригадир Марийке ван Хассельт слишком устала, чтобы сразу заснуть. Она доложила о результатах вскрытия — жертву, как сразу же предположил де Врие, утопили, — на совещании со своим начальником Маартенсом и Томом Брюке, своим коллегой в одинаковом с ней звании. Хотя они не обмолвились об этом ни словом, все трое сознавали, что у них ни единой зацепки.
Свое недовольство они скрывали за обычной полицейской рутиной, которую знали назубок. Маартенс быстро определил направления расследования, обозначив задачи так, словно ему уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Однако все трое понимали, что бродят в потемках, не имея ни малейшего представления, где искать убийцу Питера де Гроота.
Как правило, прежние убийства раскрывались без особого труда. Они подпадали под три главные категории: зашедшие слишком далеко разборки на бытовой почве, убийства по неосторожности в пьяных ссорах и убийства, связанные с наркотиками или грабежом. Лейденское убийство не укладывалось ни в одну из этих категорий. В окружении жертвы не нашлось человека, имевшего очевидный мотив, да и на убийство из-за всепоглощающей страсти или испорченных семейных отношений это похоже не было. Кроме того, у бывшей жены и теперешней подруги имелось алиби. Одна сидела дома с детьми, а другая навещала сестру в Маастрихте.
Маартенс потребовал обратить внимание на профессиональную жизнь жертвы. Ему и самому казалось невероятным, чтобы кто-то из коллег решил закончить теоретический диспут таким страшным способом, однако при отсутствии зацепок надо было удостовериться, что они ничего не упускают. Ему приходилось слышать, что страсти могут весьма накаляться в утонченной академической среде, да и люди там встречаются разные, особенно в кругу психологов.
