нанести субмарине серьезные повреждения.
Из голосовой трубы раздался голос старшего помощника:
- С вами все в порядке, сэр?
- Да, - незамедлительно ответил я, - со мной все в порядке.
Номер один был прав, деликатно выяснив, как у нас дела. Он понимал, что мы с Вейдом уже могли быть мертвы, а если на мостике нет живых, нет смысла ждать приказы.
Шлюпка приближалась неторопливо, как в замедленной съемке. Ее медлительность сводила с ума. Однако я понимал, что с каждым ярдом шансы гребца увеличиваются. Когда между нами осталось 100 ярдов, я разглядел, что на веслах сидит майор, а затем увидел и его спутника, который находился в воде. Одной рукой он держался за корму, другой ожесточенно греб. Мне трудно описать то чувство, с которым мы с Вейдом следили за развитием событий. Это как скачки, в которых лошади до последней секунды идут ноздря к ноздре, но во много раз сильнее волнует. Мы подбадривали их громкими криками, которые они, скорее всего, не слышали. Я даже завопил, чтобы майор бросил шлюпку и присоединился к пловцу, но сам не понял зачем.
И невероятное свершилось. Шлюпка подошла вплотную к борту. Я послал Вейда на помощь, и вскоре оба смельчака уже взбирались на мостик. Брошенная шлюпка медленно дрейфовала по правому борту.
- Пост управления! - закричал я. - Полный вперед! Лево руля! Курс 210 градусов!
Оба пловца находились в полном изнеможении. Кряхтя и охая, они с превеликим трудом забрались в люк. Обрадованный Вейд последовал за ними.
- Пост управления! Ныряем! Ныряем!
Захлопывая над своей головой крышку люка, я еще слышал свист снарядов и лязганье ударяющих в корпус пуль. Через несколько секунд мы будем в безопасности под водой. Я приказал вахтенному погрузиться на перископную глубину, а Блейку - включить эхолот. У меня не было уверенности, что здесь достаточные глубины. Когда прибор показал, что глубина увеличивается, мы продолжили погружение, держась примерно в 20 футах от морского дна, и в конце концов стабилизировались на 80 футах.
И что теперь? Я все еще ожидал появления флотилии морских охотников. Но сколько мы ни прислушивались, ничего не услышали. Понимая, что чем дальше мы уйдем до наступления рассвета, тем будет лучше, потому что морские охотники рано или поздно появятся, я принял весьма наглое решение: всплыть и уходить на главных дизелях.
Когда мы всплыли в двух милях от берега, огонь прекратился. Наше появление осталось незамеченным, мы без проблем запустили дизели и на полной скорости удалились в южном направлении. В пяти милях от берега мы повернули на восток и вошли в Малаккский проход.
Чудо, что мы выбрались из этой ситуации без потерь, но еще более удивительным был тот факт, что за все время мы не видели ни одного вражеского корабля. Возможно, японские солдаты были не в ладу с моряками и решили потопить нас собственными силами? Если так, это решение не принадлежало к разряду умных. Хорошо организованная операция с привлечением наземных и военно-морских сил почти наверняка окончилась бы успешно отправкой нас на дно.
Уже перед рассветом, пройдя около 40 миль, мы нырнули. К тому времени 'Шторм' находился уже достаточно далеко от северного берега Суматры в Малаккском проливе. Я понимал, что людям остро необходим отдых: следовало успокоить нервы и выспаться, поэтому решил провести день 16 мая, патрулируя в удалении от берега.
* * *
Когда майор и его спутник-старшина пришли в себя, они рассказали, что случилось на берегу.
Приблизившись к пляжу, они заметили, что сигнал переместился влево и теперь его источник находился где-то в небольшом ручье, со всех сторон окруженном зарослями густого кустарника, сквозь которые было невозможно ничего разглядеть. Когда лодка коснулась дна, моряк спрыгнул в воду и пошел в сторону ручья. Сигнал все еще продолжал мигать. Затем из зарослей послышался взволнованный голос агента, который сообщал, что он ранен и его придется нести.
- Один человек не справится, - добавил он. - Пусть майор выйдет на берег тоже.
Моряку такая постановка вопроса не понравилась, и он вернулся к лодке, чтобы решить, как поступить. Он успел переброситься с майором лишь несколькими словами, когда из прибрежных зарослей послышались приглушенные голоса, треск веток и тихий свист.
- Тут что-то не так, - сказал майор. - Прыгай в лодку, уходим!
И он начал изо всех сил грести прочь от берега. Сигнал снова замигал, а потом начался сущий ад. Когда один из пулеметов начал прицельно бить по шлюпке, гребцы решили, что моряк, который лучше плавал, прыгнет в воду и будет плыть за кормой. Так появится дополнительный шанс на спасение, если одного из них ранят. Больше всего они боялись, что мы уйдем, не зная, что они уже находятся на пути к нам.
Мы, разумеется, не знали, что случилось с агентом. Возможно, он стал предателем. Но майору показалось, что его голос, когда он звал товарищей из темноты, звучал немного необычно. Скорее всего, его схватили и под пытками заставили стать приманкой, а когда он находился на берегу, к его виску был приставлен пистолет. В общем, его участи вряд ли стоило завидовать.
* * *
Остаток похода прошел не слишком приятно. Мы достаточно громко обнаружили свое присутствие, тем самым заставив вражеские суда насторожиться, теперь мало вероятно, что нам попадется достойная цель. Вечером 16 мая я отправил радиограмму в Тринкомали и доложил о провале специальной операции. Следующие два дня мы провели в восточной части моего района патрулирования - у мыса Даймонд.
19 мая мы вернулись к острову Пуло-Вег и следующие четыре дня патрулировали у его северного и северо-восточного побережья, с противоположной стороны от места неудачной специальной операции. 21- го мы заметили торпедный катер, вошедший в Сабанг. Решив, что он пришел в порт, чтобы стать эскортом какого-то торгового судна, мы довольно долго вели наблюдение, но так ничего и не дождались. Все это время погода нас не слишком радовала: в Индийском океане начался сезон муссонов.
Как-то раз, подняв перископ, я обнаружил, что нас окружила стайка веселых дельфинов. В тот день волнение было особенно сильным, и у рулевых возникли немалые проблемы с удержанием лодки на глубине. Иногда она резко проваливалась на несколько футов, и я оказывался перед необходимостью созерцать оборотную сторону поверхности моря. Мне нравилось рассматривать подводный мир, следить, как свет проникает сквозь бледно-зеленую толщу воды. Точно так же солнечные лучи упорно прокладывают себе дорогу через густые лесные заросли. А если смотришь из воды вверх, то подвижная, струящаяся поверхность из-за рефракции неожиданно оказывается непрозрачной. Я смотрел на нее снизу в тихие, безветренные дни, когда она больше напоминала зеркало, отражая все движущееся вблизи предметы. Я видел ее, охваченную тропическим штормом, когда серо-белое серебро перемешивалось с миллионами пляшущих частичек света. Я любовался ею в ненастье, когда она откатывалась от перископа, чтобы тут же с яростью вновь налететь на него, словно стараясь сокрушить. Все это происходило (для меня) в полной тишине и поэтому впечатляли еще сильнее. В тот день у Сабанга море было таким бурным, что поверхность воды представляла собой мохнатую шапку пены. Гигантские массы воды безмолвно обрушивались друг на друга, поднимая облака пены и брызг. Должен признаться, что, когда смотришь на бушующее море из-под воды, картина настолько восхищает, завораживает, будоражит воображение, что даже кажется нереальной. А снующие со всех сторон дельфины добавляют ощущение сказки. Шесть или семь блестящих тел поочередно выпрыгивали из воды, чтобы через несколько мгновений вернуться обратно, оставляя за собой след из белых пузырьков. Однажды так совпало, что перископ поднялся над поверхностью воды и опустился обратно одновременно с одним из дельфинов, и я получил возможность проследить за его прыжком с начала до конца. Мощное движение хвоста, полет по воздуху, снова нырок. Все члены стайки двигались параллельными курсами и строго поочередно совершали грациозные прыжки. Через некоторое время они проплыли мимо нас и скрылись в таинственной зелени подводного царства. Это были единственные существа, которых я видел в перископ. Думаю, обычно подводные обитатели пугаются и шарахаются прочь от громадины субмарины. Но все же один раз я получил возможность насладиться сказочным подводным спектаклем и благодарен за это судьбе.
С немалым облегчением мы получили сигнал, отзывающий нас домой. Тем более, что майор свалился с жесточайшим приступом тропической лихорадки. 29 мая мы благополучно прибыли в Тринкомали. Больше
