очень отчетливо выговаривал:
– Старый барабанщик, старый барабанщик, старый барабанщик крепко спал.
Он проснулся, перевернулся, барабанить снова стал.
Казалось, что это говорит не солдат, а выговаривает сам барабан.
Все ребята захотели стать барабанщиками и горнистами. Договорились о дне занятий.
Со склада получили топоры и лопатки в брезентовых чехлах, несколько солдатских котелков и фляжек, а самое глазное, настоящие походные палатки.
На обратном пути, у самого клуба, ребята столкнулись с Тодиком. Он стоял на углу с каким-то верзилой и, увидев ребят, быстро юркнул за угол дома. Тодька исчез с того дня, когда «бобры» хотели потопить катер, и ни разу не появлялся в пионерском клубе.
– Ну и шут с ним! – сказал Ленька, когда ребята гадали, куда он подевался. – Небось мамочка не отпустила. Ах, Тодик, не промочи ножки!
И вот сейчас, увидев его испуганный, жалкий взгляд, Никита передал свою ношу Петьке и бросился за угол.
– Тодька, – закричал Никита. – Подожди, дело есть!
Тодик остановился. Верзила дернул его за руку, подтолкнул в спину, и они скрылись в дыре забора.
Когда Никита подбежал и заглянул между досок, за забором уже никого не было.
– Ну что, догнал? – спросил Ленька, когда Никита вернулся.
– Нет, удрал.
– Ладно. Нечего нам из-за него переживать, – успокаивал Никиту Ленька. – Он вообще чуждый элемент. У него отец инженер, а мать буржуйских деточек музыке обучает. Не наша прослойка.
– Сам ты прослойка! – сказал Никита. – Мне кажется, он чего-то боится. Кто этот длинный, что с ним был?
– Его Оглоблей кличут. Он раньше бойскаутом был, а потом куда-то смылся. Тоже не наш.
– Слушай, – сказал Никита, – по-твоему рассуждать, так я ведь тоже чуждый. У меня отец в редакции работает, а мать гимназию окончила. Тоже уроки давала.
Ленька задумался.
– Во-первых, твой отец красным командиром был, а сейчас он партийный.
– А во-вторых? – спросил Никита.
– Во-вторых, и ты был чуждый. А теперь перевоспитался вроде. Ты был несознательный люмпен-пролетарий, а теперь стал сознательным борцом за дело рабочего класса.
Он подумал и добавил честно:
– Ну, может, еще и не совсем сознательным. Но ничего, мы тебя и дальше перевоспитывать будем.
– Это кто же меня перевоспитывает? – обиделся Никита. – Ты, что ли? – Но тут он вспомнил историю с ящиками и замолчал.
Когда пришли в клуб и сложили на пол снаряжение, Никита сказал:
– Может, Тодьку как раз и надо перевоспитывать, а?
– Не знаю, – сказал Ленька. – Может, и надо, да как?
Смотреть походное снаряжение сбежался весь отряд. Галдеж поднялся как на базаре. Всем хотелось потрогать шанцевые лопатки и топоры.
– Отставить! – сказал Володя. – Нужно научиться быстро и по всем правилам разбивать палатки. Сроку дается неделя. Через неделю проверим, чье звено быстрее. Идет?
– Идет!
Каждое звено получило по палатке. Их начали разворачивать и тут же, во дворе, осматривали стойки и оттяжки.
– Эй, Никита, – позвал Карпа, выбегая из клуба. – Секретный разговор.
Никита подошел к нему.
– Я сейчас из окна трех «бобров» видел, – зашептал Карпа. – Прохаживаются мимо клуба. Один на забор полез посмотреть. Шпионят…
– Ну и пусть, – сказал Никита. – Нечего нам скрывать. Может, они в пионеры хотят, да не решаются.
– Ну нет! Хотели бы – через забор бы не подсматривали.
– А может, боятся?
– Чего? Проверим. – Карпа заглянул в щелку забора и убежал.
Через несколько минут во двор ввели пленника. Им оказался Леська Бакин. Он с любопытством оглядывался по сторонам.
– Остальные сбежали, – сказал Карпа.
– Шпионишь, Поросенок? – строго спросил Никита.
– Не, – ответил Леська. – Костя посмотреть послал.
– Смотри! – сказал Карпа.
Поросенок повертел головой и уставился на подошедших малышей Галинку и Сережку.
– У вас и «волчат» принимают? А Костя говорил, что маленьких не берут.
– Вступить хочешь?
Леська замотал головой.
– Мне нельзя. Мне тогда знаешь что от Кости будет! – Он нагнул голову и тяпнул себе ладонью по шее.
– Боишься Кости?
Поросенок доверчиво улыбнулся Никите:
– Боюсь, – сказал он простодушно.
– Слыхали? – спросил Карпа, когда Поросенок ушел. – Костя старается. Ему еще мало.
Никите и самому очень хотелось встретиться с Костей, чтобы поквитаться с ним за все. Но времени не хватало.
К концу дня во дворе поставили одну палатку. Никита осмотрел работу своего звена, отпустил ребят и вышел на улицу.
На углу Поморской его окликнули. Он оглянулся и увидел Эрну.
– Ну, как живешь? – спросила она, не глядя на него. – Говорят, ты теперь патрульный.
– Звеньевой, – сказал Никита. – Звеньевой, а не патрульный. Живу хорошо. Весело. В лагерь собираемся. Слушай, Эрна, идем к нам. У нас уже есть звено девочек имени Розы Люксембург. Идем!
Эрна только покачала головой.
– А наши «ласточки» больше не собираются. Распался патруль. И Глеб Степанович не показывается. Павлик с ребятами, говорят, на квартире собираются.
– Ну, так идем. Тебе понравится, Эрна. – Никита тронул ее за руку.
