Неожиданно быстро тропинка вывела к опушке, с которой распахнулся двинский простор. Совсем близко виден был знакомый косогор и песчаный спуск к пристани.
Когда отряд спустился к причалу, все трое уже сидели в моторке. На длинной веревке к ней привязана была «Эсмеральда-2». Носильщики закатали штаны до колен и втащили ящики на борт.
Гленарван и Кожаный пожали руки Володе.
– Ну спасибо вам, молодцы, разведчики! – крикнул Гленарван. – Вы нам крепко помогли! Еще встретимся.
Гленарван махнул всем рукой и крутанул рукоятку. Мотор затарахтел, выплевывая воду через трубку в борту. Моторка ходко пошла вниз. За ней, высоко задирая нос, послушно подскакивала на мелкой волне пустая «Эсмеральда-2».
– Ну а теперь скорее домой! – сказал Володя. – У дежурных небось вся каша пригорела. После обеда общий сбор.
– Какая повестка? – весело спросил Тодик.
– Обсуждаем личное дело звеньевых Никиты Лепехина и Карпа Шишова, – ответил Володя. – А вы как думали?
Тодик ошарашенно уставился на Володю, а у Никиты екнуло сердце.
Ленька поднялся на откос первым и подождал Никиту и Карпу.
– Поговорить надо, – сказал он хмуро. Все трое уселись у знакомого камня.
– Я хотел сказать, – начал Ленька. – Я не буду за вас на этом сборе. Я не могу, ребята…
– Это почему? – удивился Карпа.
– Помните на нашем гербе? Дружба – это верность и честь… Без верности и чести нет дружбы… Ведь это было нечестно плавать тогда ночью… Мы же все дали слово… Понимаете вы меня?
Никита кивнул.
– Ладно, чего там, – сказал Карпа, – за одного битого двух небитых дают!
Общий сбор проходил бурно. Кричали так, что вороны испуганно взлетали с сосен и носились над ними, истошно каркая, боясь усесться обратно. Некоторые предлагали объявить Никите и Карпе благодарность за героизм и проявленную смекалку. Больше всех горячилась Маняша Уткина.
– Да они же герои! – кричала она, вскакивая с места. – Им грамоту надо за храбрость, а мы их судим… Думаете, им было не страшно? А они поплыли, не побоялись врага…
– Они же слово давали со всеми вместе! – крикнул кто-то сзади. Маняша не слушала.
– Да я бы сама… Да позови они, я бы с ними, не задумываясь… Куда скажут…
– Тебе нельзя было с ними, – раздался тот же голос. – Они небось голышом плыли-то!
Маняша вдруг покраснела так, что у нее на глазах выступили слезы.
– Дурак! – крикнула она и села, спрятав лицо за спинами девчонок.
Когда все откричались, встал Володя и оглядел притихшие, обращенные к нему лица.
– Они, конечно, хорошие ребята, – сказал он. – И судить их нам трудно. Но необходимо. Потому что принятое решение обязательно для всех. А для звеньевых особенно. Предлагаю следующее решение общего собрания лагеря.
Пункт первый: за грубое нарушение дисциплины и решения общего собрания, чтобы не купаться в Двине, Никиту Лепехина и Карпа Шишова из лагеря исключить…
– Ну это уж слишком! – закричали сзади.
– Мы так не согласны!
– Пункт второй, – продолжал Володя. – Учитывая добровольное признание нарушителей дисциплины, а также помощь революционному делу, проявленную при нарушении, считать возможным оставить Никиту Лепехина и Карпа Шишова в лагере, лишив их сроком на неделю звания звеньевых и отправив на это время на кухню чистить картошку. Других предложений нет? Голосуем… Кто за?
Против подняла руку одна только Маняша Уткина. Ленька при голосовании воздержался.
А грамоту, про которую говорила Маняша, отряд все-таки получил. Это случилось за два дня до отъезда из лагеря.
Когда кончили обедать и дежурные бренчали мисками, складывая их в высокие стопки, неожиданно приехал секретарь губкома Василий Олишев и Николай Демьянович, отец Никиты. Они ушли с Володей в штабную палатку. Через несколько минут Володя выглянул и скомандовал общий сбор. Все пять звеньев выстроились у флага и ждали, что будет дальше. Перед шеренгой стояли трое. Широкоплечий Лепехин-старший в длинной кавалерийской шинели, высокий Олишев в кожаной куртке, перетянутой портупеей, юношески стройный Володя в своей выцветшей на солнце солдатской гимнастерке.
Володя скомандовал «смирно!» и отдал рапорт Олишеву:
– Первый городской на торжественную линейку построен…
Олишев по-военному отдал честь, сделал шаг вперед и сказал:
– Решением губкома РКСМ и губчека за помощь при обезвреживании опасной группы врагов революции и проявленные при этом находчивость и смелость наградить Первый городской отряд юных пионеров города Архангельска почетной грамотой. К защите революционного дела будьте готовы!
– Всегда готовы! – в лад гаркнули пятьдесят звонких глоток.
– Получить грамоту поручается звеньевым Лепехину, Петрову и Шишову, – сказал Володя. – Выйти из строя!
Трое чеканным шагом подошли к секретарю горкома.
– Наслышан, наслышан про вас, братья-разбойники, – улыбаясь, сказал Олишев и пожал каждому руку. – Получайте, заслужили!
И он вручил им твердый лист картона с профилем Маркса и Энгельса на фоне красного знамени.
– А вот вам обещанная статья про ваш лагерь, – сказал Николай Демьянович и передал Володе несколько экземпляров газеты «Волна».
Когда линейка закончилась, ребята окружили Олишева. Спрашивали, как будет с пионерской работой, когда начнется школа, много ли новых пионеров в городе, поймали ли тех, кто с капитаном Зыковым прятал оружие.
