— то в сторону и затих.
'Ага, ребята решили, что я рванул из города в сторону областного центра. Логично мыслят', — решил журналист.
Улыбнувшись, он сел за руль и выехав из своего укрытия, свернул в центр города.
— А вы, куда сейчас едете? — робко спросила его одна из девчонок.
— В сторону центра, а что?
— Можно меня здесь высадить, а то я обещала маме в десять дома быть.
Шалимов глянул на часы и, убедившись, что время почти одиннадцать, осуждающе покачал головой.
— Да, всыплет вам мамочка по первое число.
Высадив изрядно перетрухнувших за это время девиц, Михаил повёл машину в сторону милиции.
Здание районного отделения милиции помещалось всё в том же самом приземистом, барако-образном строении на центральной площади, сбоку от голубого Ленина. Оставив машину на стоянке Шалимов прошёл в здание.
— Добрый день, — обратился он к лейтенанту с одутловатым лицом, сидевшим за пластиковой перегородкой с надписью 'Дежурная часть'. — Мне бы увидеть кого-нибудь из вашего начальства.
— Кого конкретно? — спросил лейтенант.
— Ну, кто у вас сейчас тут самый старший по званию? — поинтересовался Шалимов, искренно опасаясь, что как раз этот лейтенант и окажется самым большим начальником в столь поздний час. Дежурный ответить не успел, за спиной журналиста раздался глубокий, явно командирский бас.
— Ну, я тут, Мишка, старший по званию, и дальше что?
Обернувшийся журналист с изумлением принялся рассматривал высокого офицера с погонами майора. Даже рослый Шалимов смотрел на него снизу вверх.
'Метра два, не меньше у парня ростик. Баскетболист', — мелькнуло в голове у Михаила. При этаком-то росте комплекция у милиционера была скорее борцовская, а не баскетбольная. Широкоплечий, с большой, крупной головой он показался странно знакомым Шалимову. Где-то он уже видел это квадратное лицо с волевым, раздвоенным подбородком, эти бледно-голубые, широко расставленные глаза, светло-русые, почти сивые волосы. Лишь когда майор, улыбнулся и продемонстрировал приметную щель между передними верхними зубами, журналист просто ахнул.
— Семён! Бабич!
— Ну, наконец- то! Узнал всё-таки, — добродушно пробасил майор, обнимая Шалимова и увесисто похлопывая того по спине. — А то я думал ты совсем уже зазнался в своей этой столице, одноклассников признавать не хочешь.
Семён Бабич и в самом деле десять лет проучился бок о бок с Шалимовым, но они со школы не виделись, и в памяти Михаила тот остался долговязым подростком с тонкой шеей, небесно-голубыми глазами и юношескими прыщами по всему лицу. Две вещи больше всего поразили журналиста. В пору их общей юности они были одного роста, и, кроме того, Сёмка всегда смешил их своим писклявым голосом.
— Тебя не узнаешь, басина то какой у тебя прорезался! Куда свой дискант то дал, на какой склад? И вырасти ты, как это еще умудрился? Мы же были одного роста с тобой!?
Семён усмехнулся.
— В школе милиции за год еще на десять сантиметров махнул. Ну и командирский голос там же поставили. Я бы тебя тоже не узнал с этой бородой, но частенько смотрю это твоё шоу. К тому же мне уже доложили, что ты приехал.
— Это кто ж тебе донёс? Я почти ни где и не показывался, никого не предупреждал, — поразился Шалимов.
— Ты забыл Ангарку, Миша. Это тебе не Москва, тут сарафанное радио хорошо работает. Мне уже трое за сегодняшний вечер про тебя говорили. Да чего мы стоим, как два сироты? Пошли ко мне в кабинет.
Провожаемые любопытным взглядом оживившегося лейтенанта они прошли по длинному коридору в самый конец здания, и Семён толкнул дверь, на которой Михаил успел прочитать надпись: 'Заместитель начальника РОВД Семён Александрович Бабич'.
— А ты, однако, в чинах. Карьеру сделал, и майор, и начальник, — сказал Шалимов оглядывая скромный, спартанского типа кабинет школьного друга. Таких заведений журналист повидал за свою профессиональную деятельность не меньше сотни: стол, шкаф, пяток стульев и непременный сейф тёмно- зелёного цвета.
— Издеваешься что ли? — спросил хозяин кабинета, открывая как раз сейф и косясь на своего гостя.
— Почему? — изумился Шалимов.
— Я по возрасту и стажу уже и полковником мог бы быть, а так…
Он выставил на стол бутылку коньяка, две рюмки.
— Я ведь до распада Союза в Фергане служил, послали по распределению, для укрепления национальных кадров. Тогда это даже выгодно. Сразу квартиру дали в Фергане, трехкомнатную, с двумя лоджиями. А потом началась вся эта херня, во время той резни едва успел семью спасти, знакомый узбекский авторитет приютил. Это все и подломило мою карьеру.
Бабич разлил коньяк, поднял, было, рюмку, но Михаил остановил его.
— Погоди, я ведь к тебе не за этим сюда пришёл. Слушай, сейчас большой хипишь будет, прилетят твои орлы. Такая сейчас со мной приключилась история…
Во время недолгого рассказа Михаила лицо майора начало багроветь, он ослабил зажим галстука, журналист видел, как в однокласснике постепенно начинал закипеть гнев. Засопев, он полез в боковой карман, журналисту даже показалось, что сейчас майор достанет оттуда пистолет и пристрелит его к чертовой матери. Но вместо этого в руках Семёна Михаил увидел большие, красивые чётки. Продолжая рассказ, журналист уже невольно не мог оторвать от них глаз. Большие, толстые пальцы Бабича неожиданно легко и бережно перебирали крохотные, ребристые бусинки.
Выслушав Шалимова до конца, Семён залпом опрокинул рюмку и, явно нервничая, закурил сигарету. Переждав пока журналист тоже опростает рюмку, майор заговорил сдержанно и зло.
— Вот так и живём в этом болоте, Мишка! Ты не представляешь себе, что такое наша Ангарка. Двадцать восемь тысяч жителей, большая деревня. Громадный такой хутор. Все друг друга знают, в кого не плюнь — или брат, или кум, или сват. Иногда арестуешь какую-нибудь сволочь за дебошь, и потянуться ходоки: все эти тёти Маши, дяди Пети. И все на слезу давят: 'Я с твоим дедом, с твоим отцом, да ты у меня на коленках сидел…' А Михеева я давно подозревал в связи с Авдонкиным, ну с этим, Лальком. Они тоже, как мы с тобой — одноклассники. Да и жили раньше на одной улице.
Он прервал свой рассказ и, нагнувшись, продиктовал в микрофон селектора.
— Дежурный, срочно Михеева ко мне, живого или мёртвого.
После этого он встал и, не прерывая своих процедур с чётками, принялся расхаживать по кабинету.
— Работать временами просто невозможно. Эта банда делает что хочет, а прищучить их по закону невозможно. Боятся против него давать показания. Долгушу вон просто задавил поборами, но молчит. 'Лучше, — говорит, — я буду платить, чем бесплатно лежать в ящике'.
— Да, я уже слыхал, что этот самый Лалек сильно доит его ресторан.
— Ресторан!?
Бабич рассмеялся.
— Вот наивный! У Арика половина торговых точек города, целая империя. Этакий — Аль-Файед местного разлива. Но, против Авдонкина даже он не попрет. Да что говорить — брат твой вон тоже отказался на эту шайку показания давать, ты, наверное, уже в курсе?
Шалимов согласно кивнул головой.
— И вот — так всегда. По закону его прищучить не удается.
— Он что, такой страшный, этот Лалёк? Крупный авторитет? — поинтересовался Михаил.
— Да нет, сидел он только три года, за тяжкие телесные. И пришиб то какого сморчка. Но, на нарах прошел университеты, вернувшись с зоны свернул шею своему предшественнику, Хомчику. Вот тот
