то, как он одевается и даже как уходит. Ни малейшего признака возмущения не поднялось в ее душе. То успокоение, которое она обрела, оказалось гораздо значительнее, больше всего, что было: больше мимолетного наслаждения, которое испытало ее тело. Она только теперь поняла, что обрела то, к чему стремилась всегда, что мучило ее, портило характер, заставляло быть нетерпимой к тем, кто заискивал перед нею или боялся, или даже любил. Господи, как ей не хватало, чтобы пришел вот такой сильный, грубый, бросил бы ее на постель, истерзал, измучил, а потом, по‑хозяйски распорядившись, ушел…
Странные радость и удовольствие от пережитого унижения переполняли ее. И когда входная дверь внизу хлопнула, пропуская того, кто только что был здесь, она засмеялась… Над кем, почему — Анна не отдавала себе отчета. Она смеялась легко и счастливо. А потом заснула.
На другой день вечером, оставшись наедине с государыней, Анна подробно, как говорится — с картинками, описала свое приключение, начиная с первой встречи с Зоричем. Она улыбнулась, услыхав глубокое возбужденное дыхание Екатерины. Императрица отвернулась к стене.
— Потушить, мой королефф, свеча и можете идти…
Фрейлина исполнила приказание и была уже у двери опочивальни, когда ее догнал голос государыни:
— Гусар — к Роджерсон и передавайт Брюс, пусть приводить его ко мне.
Как разыскивала Прасковья Александровна Зорича, в каком трактире — неведомо. Известно лишь, что предстал он «пред ясны очи» опять же нетрезв и не мыт. И тем не менее был оставлен на ночь. А утром императрица впервые за много лет опоздала к назначенной в Кабинете встрече с Безбородко. Выглядела она не лучшим образом. Не помогли ни лед к щекам, ни кофе невероятной крепости. Отворачивая лицо в сторону от вошедшего статс‑секретаря, сказала:
— Напиши, голубчик, указ — секунд‑майору Зоричу — чин полковника и шефство над лейб‑гусарский эскадрон. Он — мой новый флигель‑адъютант. И распорядись, чтобы отвели ему покои во дворец… Ну, сам знаешь… где комнаты Петр Васильевич были… Да еще, пусть обошьют его и… баню сготовят…
Говорили, что к полудню из тех же покоев государыни вышел, как ни в чем не бывало, Зорич. Сбежав по ступеням, он, насвистывая, отправился на конюшню проведать арабского скакуна, подаренного ему утром императрицей, и у ворот встретился с благодетелем, светлейшим князем…
Далее среди придворных долгое время ходил рассказ о том, как, после нескольких фраз, Зорич вдруг отпихнул светлейшего плечом, похлопал остолбеневшего Потемкина по спине и пошел, не оборачиваясь, дальше… Трудно сегодня восстановить, о чем был у них разговор. Известно лишь, что в окне второго этажа Царскосельского дворца в этот момент видна была высокая фигура фрейлины Протасовой. Она улыбалась…
Глава восьмая
Служба Анны Степановны Протасовой продолжалась и дальше без особых перемен. Сосредоточенная на странной должности оказывать тайные услуги императрице, она не имела личной жизни. Ее побаивались, перед нею заискивали и не любили. Был ли в том причиной промысел ее или резкий характер, прикрывающий хорошо понимаемую двусмысленность вынужденного посредничества, однозначно определить трудно. Может быть, для понимания характера придворных, стоит отметить, что при русском Дворе уважительные отношения, при которых признавались бы просто достоинства личности, а не должностные или иные возможности, были вообще редкостью. Уважение требует развитой нравственности в обществе, предполагает духовное равенство каждого, доверия друг к другу и душевной заинтересованности. Ничего похожего, традиционное, русское общество не знало, как не знает и по сей день. Особенно во властных, как принято говорить, структурах…
Чем старше становилась Екатерина, тем больше проникалась ролью «Великой Правительницы», призванной Провидением для установления мудрого и просвещенного порядка уже не только на дикой российской земле, но и во всей Европе, на просторах которой шла очередная война. На этот раз сферы влияния делили Франция с Англией. А поскольку обе державы обладали сильными флотами, то мировая торговля несла от этого весьма чувствительные потери.
К этому времени относится единоборство двух проектов, представленных императрице партиями Панина и Потемкина. Никита Иванович предложил создать союз нейтральных держав, согласившихся силою оружия защищать право свободного плавания у берегов воюющих государств и торговли с ними. При этом все товары, находящиеся на нейтральных судах, объявить неприкосновенными.
К союзу присоединились сначала Дания и Швеция, затем Пруссия, Австрия, Португалия и королевство обеих Сицилий. Но хотя практическое значение вооруженного нейтралитета было невелико, принципы, впервые изложенные в декларации, легли впоследствии в основу международного морского права. И в этом его не следует недооценивать.
Потемкин же с помощью Безбородко разработал грандиозный проект полнейшего разрушения Оттоманской империи и возрождения Византии, на престол которой предлагал возвести второго внука государыни Константина.
Предложение Потемкина чрезвычайно нравилось Екатерине. Но сначала нужно было покончить с Крымским ханством, бывшим с давних пор подобно бельму на российских очах. Его история шла еще от тех пор, когда Крым считался владениями золотоордынских ханов. Собственно же крымский юрт образовался веке в XIII, с приходом татар из войск Батыя. Великий московский князь Иван III, воспользовавшись смутами среди татар, первым заключил союз с ханом Менгли‑Гиреем, пообещав ему на случай нужды убежище в русских землях. Исторически же отношения между Московским государством и Крымским ханством всегда носили противоречивый характер. С одной стороны, это была мирная, обоюдно выгодная торговля, с другой — внезапные опустошительные набеги крымцев. Татары уводили с собой толпы русских пленников, которых продавали в проклятой Кафе и на рынках Леванта. Мужчины шли на галеры, женщины пополняли гаремы и женскую прислугу у мамелюков в Сирии и Египте. Кроме того, крымские татары были непременными союзниками Порты в ее нескончаемых конфликтах с Россией. После Кучук‑Кайнарджийского мира Крым номинально получил независимость от Турции, а 9 апреля 1783 года Россия объявила его своей территорией, присвоив ему название Таврической губернии.[119]
Вряд ли имеет смысл подробно перечислять итоги царствования Екатерины II. Они описаны и воспеты многократно. Часто — справедливо, поскольку совершено было немало. Да и сама правительница являлась человеком незаурядным. Трудно представить, по какому пути пошла и в какой форме существовала бы империя, не случись переворот 1762 года… Впрочем, сослагательное наклонение для истории, как известно, — форма бессмысленная.
На российском престоле, как и во всех монархиях мира, побывало множество правителей самого разного рода. Были среди них разумные не злые люди, умевшие подбирать в соратники не ловких пройдох, жадных до наживы, а достойных сотоварищей по трудам, возложенным званием и занимаемым местом. А были и дураки, убежденные в своем высшем предназначении и не способные отличить придворного льстеца от подлинного работника. Порою здоровых правителей сменяли патологически неуравновешенные люди. Кого было больше — трудно сказать. Все они были только людьми, хотя занимаемое место и наделяло их возможностями, в обыденном понимании, поистине божескими…
Возможности! Вот чему поклоняются все. Для одних это — власть, а с нею и вечный страх потерять ее, часто вместе с жизнью; для других — свободное избрание образа жизни, своего окружения и занятий. Что лучше — однозначно не скажешь.
Гусар оказался азартнейшим игроком. Это могло бы быть неплохо, поскольку императрица любила