продольные трещины свидетельствовали о том, что под могучими пластами грязи прячутся доски. На облупленных стенах кое-где под слоем копоти угадывались желтые остатки побелки. У глухой, без окон, стены притулилась холодная даже на взгляд печурка с обвалившимися углами. К передней стене комнаты прислонился самодельный топчан, заваленный живописной грудой тряпья. Сквозь мутное оконце в «хоромы» проникал тусклый свет сумерек. Интерьер довершали пара расшатанных табуреток и стол с грудой рыбьих костей и трехлитровой банкой посередине. В банке, на дне, еще оставалась белесая бражная жижа.
Сергей поморщился от зловония.
Груда тряпья на топчане шевельнулась, и из ее недр восстал с кряхтением низенький, тощий абориген. Был он стар, голова отсвечивала смуглой лысиной, обрамленной жирными, давно не стриженными седыми патлами. Круглое, лишенное растительности лицо лоснилось, щелочки глаз на нем были едва заметны. Из-под неопределенного цвета майки выглядывала замысловатая татуировка явно не ритуального, а тюремного происхождения. Синие спортивные штаны сползли к причинному месту и едва удерживались на мосластых бедрах. Абориген подслеповато уставился на пришельцев.
— Здорово, дед Ото, — приветствовал его Логинов. — Как жизнь?
— Здорово, Коля, здорово, — забормотал скороговоркой хозяин. — Цё зизнь? Хоросая зизнь. Тихо сизу, никого не трогаю. Цё милиция присла? Цё надо, однако?
— Ладно, деда, не прикидывайся, по-человечески давай разговаривать. А то завел… — одернул его Логинов. — Опять у тебя брага. Дождешься, составлю протокол. Где пойло берешь?
— Сам ставил, — с готовностью откликнулся старик. — Сам делаю, сам пью, вреда никому нет. Зацем протокол?
Но не больно-то, чувствовалось, устрашился он Николаевой угрозы.
— Ладно, старый, бражку потом поищем. Дело у нас к тебе. — Николай присел на расшатанный табурет. — Это сотрудник наш. Ты его не знаешь, он из области. Но ты его не стесняйся, свой человек, я ручаюсь. Ты ж, дед, меня знаешь. Я плохого тебе никогда не делал, зря человека не приведу. Так что, поговорим, что ли?
— Цё говорить? Давай говорить. Голова токо сыбко болит. — Отолон выразительно схватился пятерней за чумазую лысину.
Логинов не спеша достал из-под куртки бутылку, откупорил, выбрал на столе наименее загаженный стакан и налил в него граммов пятьдесят. Старик довольно равнодушно взял посудину, повертел в тонких коричневых пальцах, медленно выпил.
Не похоже было на то, чтоб уж очень ему досаждала голова. Логинов кивнул Сергею, присаживайся, дескать, по-быстрому не получится.
Хозяин пососал обломок рыбьего хребта и опустился на корточки возле стены.
Зековская привычка, отметил про себя Сергей.
— Ну, дед, полегчало? — осведомился Николай, выждав с минуту. — Мы к тебе вот с каким вопросом…
Сергей шепнул Логинову:
— Дай, я с ним сам потолкую, один на один. Я тебя потом позову.
Логинов удивленно глянул на него — что опять за причуды? Но, пожав плечами, встал.
— Ты, вот что, дед. Я к соседям загляну, а ты с товарищем моим побеседуй. Он тебе вопросы задаст, так ты уж, будь добр, разъясни, что его интересует.
Напоследок, кивнув на початую бутылку, буркнул полушепотом, чтоб не услыхал старик:
— Закончишь, сколько не допьет — забери. Плохо ему может сделаться.
Оставшись с гостем наедине, старик поднял голову, будто любопытствуя, что потребовалось от него чужаку? Раскосые щелочки его глаз приоткрылись, и Сергей рассмотрел, что глаза у старца темные, настороженные и абсолютно трезвые.
Угадывалось в них потаенное движение, словно сторожкие зверушки укрылись в укромных норках и лишь на мгновения высовывали наружу острые мордочки, но, не дав разглядеть себя, прятались вновь.
— О чем говорить будем, однако, начальник? — спросил хозяин, и слова его прозвучали правильно, безо всяких пришепетываний и хмельных интонаций.
Сергей обдумывал еще по дороге, с какой бы стороны подойти к шаману. Ведь не про воровство какое-нибудь собирался расспрашивать. Но ничего особенного не придумал. И Сергей начал без затей. Опять ему казалось, что ведет его кривая и обязательно куда-нибудь выведет.
— События тут у вас разные происходят, — сказал он.
— Про что говоришь? Не пойму.
— Ты что, дед, на улицу не выходишь? Весь поселок гудит… Про медведя говорю, который на людей нападает. К тебе же охотники приходили.
— Про медведя? — деловито переспросил Отолон. — Про медведя слыхал. Плохой зверь, порченый. Стрелять надо.
— Порченый — это что значит?
— Больной или раненый. Да мало ли, что со зверем может случиться.
— Что еще, например?
— Откуда могу знать? Разное бывает.
Темнил старый, не хотел по делу говорить. Да и с чего бы ему вдруг разоткровенничаться с полуслова?
— Но осенью-то все равно ему еды в тайге должно хватать. Чего же он в поселок прется? А, дед?
Старик промолчал, нашел на столе измятую пачку папирос, чиркнул спичкой. Это Сергея даже как-то разочаровало. Должен был шаман, по его представлениям, курить трубку. Но какие уж тут трубки!
— Скажи, дедушка, — продолжал он, — почему охотники так зверя этого испугались?
Что в нем такого особенного?
Абориген с любопытством глянул на гостя.
— Трусливые, наверно, однако. Совсем мало хороших охотников осталось.
— Куда ж они подевались? Тут другого и занятия нет, чтоб охотиться разучиться.
Отолон усиленно раскуривал «беломорину».
— А что за слухи ходят про оборотня? Про кундигу, или как там его? В поселке толкуют — ваши-то злого духа испугались. Или брехня?
Старик снова коротко взглянул на Сергея, словно легонько уколол исподтишка иголкой.
— Какой кундига? Какой злой дух? Не знаю ничего. Может, кто по пьянке болтает?
Глупости, однако.
Но так как-то сказал, словно карту на стол бросил: крой, дескать, своей, если масть имеется. Сергей свой расклад долго мусолить не стал, спросил напрямик:
— Значит, и ты в кундигу не веришь?
— А ты? — вдруг вопросом на вопрос ответил старик.
Сергей, не ожидавший такого оборота, минуту озадаченно молчал. Как же он пронюхал, стервец? Или ничего не пронюхал, а просто городит, что попало? Надо с ним повнимательней. Наконец, сказал осторожно:
— Мне-то с чего в ваши сказки верить? Какое мне до них дело?
— Раз спрашиваешь, значит, есть дело. Или неправильно говорю?
— Может, и правильно. Иначе бы не пришел. Что тебе охотники про зверя рассказывали?
— Охотники много чего рассказывают. Не все слушать надо.
— Скажи, почему зверь на двух лапах бегает, а не на четырех?
— Откуда могу знать? Наверно, повредил передние.
— А если б кундига взаправду существовал, он бы как ходил? По-звериному или по-человечьи?
— Кто тебе про кундигу сказал? Зачем кундига? Медведь, однако.
— Ты, дед, не крути. Беда в стойбище пришла, разве не понял?
Отолон запыхтел погасшей папиросой, потянулся за спичками.
— Где ты стойбище увидел? Беда, она давно пришла. Так и осталась.
— Люди гибнут. Я помочь хочу.
— Человек сам себе сперва помочь должен. Чем ты поможешь?
